Мистерия - сентябрь 1644 года

Страница: « 1 2 3 4 »

Тема закрыта

Сообщений 41 страница 60 из 62

Поделиться412015-11-22 21:36:53

Автор: Amadei van Vries
Гость

На этом неловкую ситуацию можно было считать удачно завершившейся, что само по себе весьма неплохо. И все комплименты, коих по случаю знакомства удостоился от дамы его брат, Амадей воспринимал сугубо положительно: Лукрецию, как правило, действительно доставалось меньше внимания, чем всем остальным ван Фризам. Если младшему сегодня удастся найти себе понимающего собеседника в лице Марии де Сельер, за него останется лишь порадоваться. Потому за их обменом любезностями Амадей следил с улыбкой, не вмешиваясь, пока Лукреций сам не обратился к нему с просьбой разъяснить детали проведения турниров.
– Верно. В каком-то смысле участники составляют пирамиду, каждый следующий уровень которой вдвое меньше предыдущего, – если бы Амадей имел такую возможность, он бы изобразил то, о чем говорил. Для наглядности, ведь любую информацию куда проще воспринимать в виде таблиц, диаграмм и схем. Но, увы, ничего подходящего под рукой у него не было. То есть, конечно, он попытался начертить что-то похожее в воздухе пальцами, но и сам понимал, что наглядность сего жеста минимальна. – Все участники делятся на пары, но после боя сражаться остается только победитель, тогда как проигравший выбывает.
Существовала еще и общая схватка, устраивающаяся, по обыкновению, уже после поединков на копьях, но она сильно зависела от случайностей и стечения обстоятельств, а не от мастерства рыцаря, поэтому и внимания ей уделялось меньше. К тому же в контексте текущего разговора это была информация лишняя. Даже вредная. Если уж от одного упоминания о поединках Мария не так давно стала бледнее мела, то от любых подробностей, помимо успокаивающих и убеждающих в безопасности рыцарских игрищ, она, наверное, и вовсе могла лишиться чувств. Вот и сейчас она вновь выглядела испуганной, хоть и, благодаря ярко алеющим от смущения щекам, далеко не бледной.
– Я полагаю, нам стоит свернуть эту тему, раз уж она неприятна никому из присутствующих, – предложил Амадей. В конце концов, даже новую тему для разговора искать не нужно: ее предложил Лукреций, когда заговорил о представлении, а Мария — охотно поддержала. Разумеется, юная графиня смутилась сильнее прежнего, но за те пару дней, что они знакомы, средний из братьев ван Фриз успел убедиться в том, что для нее это состояние естественно.
– Вы не находите печальным тот факт, что и в наши дни, равно как и во времена святого Кальпурния, люди порой излишне агрессивно отстаивают свое право на невежество?

С кем ни сойдись, либо рожден, либо взращен калекой.
Каждый второй слеп или нем, или разут, раздет.
Слышал бы кто, что за латынь я им внушал, как лекарь.
Видел бы кто, сколько ножей щерилось мне в ответ.
Вспомнившийся ему отрывок из слышанного когда-то стихотворения, как раз подходящий к случаю, Амадей немедленно процитировал.

Примечание

На самом деле цитируется отрывок из песни Михаила Щербакова "Сердце Ангела". Человек, писавший пост, разбирается в поэзии примерно никак и не знает, насколько этот отрывок соответствует эпохе.

Отредактировано Amadei van Vries (2015-11-22 21:37:25)

Поделиться422015-11-30 21:22:54

Автор: Lucretius van Vries
Участник
Зарегистрирован: 2015-11-03
Приглашений: 0
Сообщений: 32
Уважение: +64
Провел на форуме:
20 часов 9 минут
Последний визит:
2016-05-03 14:26:36

При виде отчаянно краснеющей от его слов девушки Лукреций улыбнулся ещё шире. Похоже, он в ней не ошибся и она действительно очень искренна в своих чувствах и словах, что не может не радовать уже успевшего привыкнуть к обратному принца. Даже в попытке польстить его талантам в постижении высокого искусства не ощущалось той фальши, обычно сопутствующей подобным заявлениям. Такая искренность и непосредственность были весьма подкупающими, а способность краснеть до кончиков ушей и вовсе показалась чрезвычайно милой, что у младшего ван Фриза даже возникла мысль присмотреться к юной де Сельер повнимательнее, уже с другой стороны, как возможную кандидатку на строительство более тесных отношений. Впрочем, эта мысль испарилась столь же быстро, как и пришла в его голову. Пусть даже сама девушка была честна и невинна, этого никак нельзя было сказать о её родителях, стремящихся во что бы то ни стало возвысить свой род до таких вершин, которые и не снились их предкам, бывшим рудокопам. Уж их помыслы точно столь чистыми не будут. Да и не Лукрецию избирать свою суженную - для этого есть отец, прекрасно знающий, с кем его брак послужит наилучшим образом для империи. Хотя сам юный принц надеялся, что ему повезёт встретить настоящую любовь, и что его вторая половинка будет честна и открыта, в ней не будет никакого притворства - только истинные чувства, но умом он понимал, что это так же вероятно, как гроза в разгар зимы.
- О, вы слишком добры, Ваша Светлость, - всё с той же улыбкой ответит ей Лукреций, после чего обратил своё внимание на попытки брата разъяснить принцип проведения турниров.
В общем и целом они были ему известны - всё же его готовили к выступлениям на них, пусть ни на одном он в качестве участника так и не появился, да и как зрителя его можно было увидеть крайне редко, когда уже не было возможности избежать их посещения. Это было больше ради Марии, а точнее, её спокойствия. Всё-таки слишком уж сильно она переживала за Амадея, при том даже, что турнир будет только в следующем году. И вместе с тем это было очень мило, что уж тут отрицать.
Решив, что тему ристалищ пора прекращать, старший из из присутствовавших представителей правящей династии предложил сменить тему, задав весьма любопытный вопрос, а заодно продемонстрировав своё знание поэзии.
- Вот видите, Ваша Светлость, не один я сведущ в искусстве, - хохотнул Лукреций, - Что же до твоего вопроса, брат...
Взяв небольшую паузу, дабы осмыслить ответ, младший ван Фриз наконец произнёс:
- Конечно, это довольно-таки прискорбно. Однако, порой это единственное право, которое есть у человека. А нам прекрасно известно, как рьяно люди готовы защищать свои права. Да даже стоит взглянуть на Ромуальда с Гилбертом - они, пусть и в такой скверной манере, старались отстоять что-то своё. А чудесная мистерия, поставленная неподражаемым Фелицием, показывает, как туго жилось простому люду в те тёмные времена: войны, голод, болезни, нищета. Казалось бы, это нужно изменить, ну здесь и кроется подвох - а что, если от изменений станет только хуже? Никто ведь не знает, принесёт ли новое пользу, или только новые несчастья. Лучше уж по-старому, со всеми невзгодами и лишениями, но насквозь знакомыми. Ну а как ещё защитить свои устои, свои права, пусть и такие ничтожные, как право на невежество, если не силой?
Тема неожиданно зацепила Лукреция. Он любил порассуждать на подобные глобальные, можно сказать, материи, старался разобраться, что движет людьми и почему происходит так, а не иначе, причём, в отличие от брата, опираясь не на сухие и беспристрастные факты, а на собственные наблюдения и умозаключения. Картина далеко не всегда получалась цельной, но он всё же не был учёным и не собирался становиться им. Так познавать окружающий мир представлялось ему намного интереснее.

Поделиться432015-12-01 21:22:57

Автор: Maria de Selier
Гость

Маленький экскурс в структуру турниров Мария выслушала с видом, который можно было бы назвать самым непринужденным, не будь у девушки стойкой неприязни к данному мероприятию. Она искренне не понимала, чем может привлекать зрителей (даже дам!) зрелище двух благородных господ, тычущих друг в друга копьями с лошадиного разбега. А ведь недавно устроившие некрасивую сцену в парадной молодые люди, каждый из которых пытался затыкать оппонента исключительно своей чрезмерно раздутой честью и колким взглядом, успели собрать себе аудиторию раньше, чем перейти к рукоприкладству.
Не понимала Мария этого. Не понимала и не одобряла.
Она мелко вздрогнула, когда Амадей попытался нарисовать в воздухе, кажется, пирамиду и наглядно продемонстрировал свои весьма скромные художественные таланты. И тут же устыдила сама себя за поспешную оценку. Сама-то она хороша была бы в изобразительном искусстве пальцами по пустому пространству? Вот то-то же.
А вот предложение сменить тему графиня приняла с искренним энтузиазмом, хотя у нее и остались еще вопросы. К примеру, как быть, если победивший, упаси Всеединый, повредил ногу и не может оставаться в седле?
«Ну точно поспешила», ― промелькнуло где-то под копной огненно-рыжих волос младшей де Сельер. Декламирующий донельзя уместный сейчас отрывок стихотворения Амадей немедленно вызвал у Марии восхищенный вздох и избавил трепетную душу графини от сомнений в его эрудированности. Право же, он ведь был ван Фризом, и не последним, не в обиду младшим отпрыскам императорского рода будет сказано. Разве мог он вдруг оказаться бездарным… хоть в чем-то?
― Да, вижу… А я ведь читала это! ― немедля поделилась Мария своей радостью с принцами. Радостью, потому что, вообще-то, не так уж много книг она и прочитала. И, разумеется, тут же смутилась, но на сей раз у нее действительно был повод. ― Но, к сожалению, не припомню автора…
Она с затаенной мольбой взглянула на Амадея из-под стыдливо опущенных ресниц.
― Не напомните? Я бы, пожалуй, перечитала это произведение… теперь.
Девушка сама не была уверена в том, сколько из задуманных смыслов все-таки вложила в свое итоговое «теперь», а потому пояснять не стала.
И да. Она чуть не забыла уделить внимание, собственно, теме разговора, в честь которой и был процитирован чудесный стих благополучно забытого автора. Мария припомнила, что что-то похожее они с Амадеем уже обсуждали, и вот принц вернулся к этому снова, и выглядел даже немного взволнованным. Интересно, почему это так сильно его беспокоило?
А пока юная де Сельер думала и гадала, Лукреций уже нашелся, что ответить. Да так нашелся, что Мария то ли дважды, то ли трижды потерялась в его запутанных рассуждениях. На сей раз восхищенного вздоха удостоился младший ван Фриз ― за красноречие и пытливый ум.
― Печально, когда это… отстаивание прав заканчивается кровопролитием, ― тихо пробормотала графиня.
И, подумав еще немного, свою точку зрения (почти наверняка никому не интересную и, на самом деле, едва-едва обозначенную) решила оставить при себе. Куда ей было лезть в беседу двух таких блестящих умов, как братья ван Фризы? Меньше всего Марии хотелось показать себя невежественной дурочкой. Ну, то есть, еще большей невежественной дурочкой, чем уже показала.

Поделиться442015-12-01 22:41:17

Автор: Amadei van Vries
Гость

Амадей коротко рассмеялся в ответ на похвалу брата:
– Если одно четырехстишие почитать за знание — тогда да, я сведущ в искусстве, – с улыбкой отозвался он. Нет, на самом деле стихов среднему принцу было известно больше: Всеединый одарил его хорошей памятью, а детей знатнейших родов Империи учат многому, в том числе и поэзии. Вот только знать и даже уметь вспоминать по случаю цитаты — совсем не то же самое, что разбираться. Оценивать произведения искусства не с точки зрения смысла, им передаваемого, или субъективного нравится-не нравится, а художественной ценности, Амадей умел не слишком хорошо. О чем знал. Вздумай он однажды посвятить какой-нибудь милой деве (или очаровательной вдове) стихи — обратился бы к Лукрецию, обладающему в таких вопросах вкусом. Вот только такие странные идеи Амадея еще не посещали. Желаемого можно добиться и более легкими путями.
Впрочем, даже процитированным отрывком он заслужил один из восторженных взглядов Марии, которые сегодня обоим принцам она дарила с той же щедростью, что и летнее солнце – свое тепло. Смешная девочка, мечущаяся между мучительным смущением и радостной улыбкой, мало походила на дочь благородного семейства, которая уже через пару лет будет считаться недостаточно юной для первого брака. Слишком уж искренняя и живая.
– Конечно, миледи. Эти строки написаны Марцелом Бенешем. Но если вы рассчитываете найти в его поэзии другие отсылки к темам, поднимаемым в мистерии Фелиция то, боюсь, разочаруетесь.
Честно – в том, что он верно истолковал услышанное «теперь», Амадей сомневался. Кажется, графиня все же имела в виду что-то другое. Например, то, кем эти слова были произнесены? От такого варианта Амадей тоже не отказался бы. А что, он ведь весьма очарователен – не только за счет фамилии. Почему бы и леди де Сельер этого не оценить?
Пригласить, что ли, ее на тайное свидание с глазу на глаз, дабы продолжить общение? Да, разговор. О поэзии. Конечно. Чем еще можно заняться с красивой девушкой наедине? Впрочем, нет, это будет неосмотрительно. Да и подло — ей полагается быть чистой для своего будущего мужа.
– Согласен с вами насчет кровопролития, печально, что человечество прибегает к нему так часто, – кивнул Амадей, ответив прежде Марие, чем своему брату. Они ведь, в самом деле, не одни, и дольше игнорировать Лукреция, увлекшись беседой с дамой, было бы попросту неприлично. Сам же настоял, чтобы младший остался. – Из всех прав, которыми может обладать человек, это, пожалуй, наивреднейшее. Во многом оттого, что порождено не здравым смыслом, а алогичным страхом перед всем новым. Руководствуйся люди не им, а разумом, мир был бы лучше. Побороть ужас перед неведомым можно ведь двумя способами: уничтожить то, что непонятно, или же изучить это, обретя понимание. Когда только появились меха, приводимые в движение не человеком, а водяным колесом, рабочие порой намеренно их ломали, боясь остаться без работы. А ведь ни одна современная доменная печь не могла бы функционировать без них.
Иными словами, Амадей вновь пытался перевести тему разговора с человеческих душ, более близких брату, на человеческие же достижения. Возможно, поэтому из всех в семье он с Лукрецием и общался реже прочих. Ни с Эдмундом, ни с Доминикой, кажется, такого расхождения в интересах, приводящего к словесному перетягиванию каната-темы разговора, у них не было.

Поделиться452015-12-03 08:27:04

Автор: Lucretius van Vries
Участник
Зарегистрирован: 2015-11-03
Приглашений: 0
Сообщений: 32
Уважение: +64
Провел на форуме:
20 часов 9 минут
Последний визит:
2016-05-03 14:26:36

Если бы Лукреций проявил большую внимательность и проницательность, он бы постарался оставить наедине Амадея и Марию. А то, что они желали бы остаться тет-а-тет, можно было заметить по взглядам, бросаемым ими время от времени друг на друга. Однако будучи захваченным новым предметом для разговора младший ван Фриз не обратил внимания на подобные приметы. Это было несколько несвойственно для него, особенно учитывая, что он как раз методом проб и ошибок учился распознавать такие вот намёки, дабы понимать, что на самом деле скрывается внутри собеседника, чего он хочет, а значит, не быть и переигранным. Но крайне редко в беседах с его присутствием поднимаются столь интересные вопросы. Обычно всё сводится к восхвалению какого-нибудь из его многочисленных талантов, некоторые из которых он за собой никогда даже не замечал. И почему люди думают, что лесть - наилучший способ добиться расположения высокородной особы? Лукреций не мог этого понять. Но не сомневайтесь, в своё время его мысли были обращены и на эту проблему.
- Печально, когда это… отстаивание прав заканчивается кровопролитием, - тем временем высказалась Мария, получив одобрение его брата.
- Безусловно, вы правы, - согласился с ними и Лукреций, - Однако... Я, конечно, не большой знаток истории, но насколько помнится, так было всегда. Человеческий род тем и славен, что слову предпочитает меч, хотя это горькая слава. Знаете, - встрепенулся вдруг Лукреций, - Мне тут вспомнилась одна песня, услышанная мною в Аквилее. Здесь, на севере, я не слышал, что её поют. К сожалению, полностью она не отложилась в моей памяти, но там есть такие слова, - и он стал напевать:
Сто дней без причин для войны
Мой малый век расцвета дружбы, мира и любви,
Но для огня хватило одной искры.
Сто дней без причин для войны
Ничтожно мало, но вряд ли больше заслужили мы,
И пламенем победы горят костры.*
- Возможно, к нашей теме она и не подходит в полной мере, однако, на мой взгляд, очень точно показывает человеческую натуру, из-за которой страдает сам же человек.
Последовавшие же вслед за этим размышления Амадея младший ван Фриз встретил с понимающей улыбкой. Как зачастую бывало, брат принялся показывать наглядные примеры прогресса человеческой мысли, существенно облегчающие жизнь. Что ж, это в натуре Амадея, за что совершенно нечего его винить, ведь сам Лукреций тоже смотрит на мир через призму своих представлений. И пусть первоначально в свои слова он вкладывал несколько иной смысл, раскрывать его он не стал, по крайней мере, не сейчас, а попробовал поиграть на поприще брата.
- Это всё, конечно, так, - кивнул он Амадею, признавая то, что предоставленные в качестве примера изобретения пытливого человеческого ума действительно оказались чрезвычайно полезными. - Однако есть другая грань: а что, если мы в своих изысканиях и погоне за новым и лучшим дойдём до того, что вновь вызовем Великий Катаклизм? Ведь никто так доподлинно и не знает, что же послужило причиной в тот раз. Что, если наши открытия вновь разозлят Всеединого, и он в гневе своём уничтожит нас, как уничтожил тех, кто был прежде? И, сразу оговорюсь, это не моё мнение - я лишь привожу пример, как может думать человек, глядя на что-то, доселе невиданное. как и было со Святым Кальпурнием, если не ошибаюсь. То есть, первоначально его обвиняли в святотатстве, и мужей того времени можно понять: как разрезание мёртвой плоти может помочь живым? Конечно, в итоге он сумел доказать полезность своих действий и тем спас неисчислимое количество жизней. Но как узнать, где находится черта, отделяющая чудо от катастрофы?

Недостающее примечание

* В сообщении был использован текст песни 100 дней до войны группы Invisible Border

Отредактировано Lucretius van Vries (2015-12-03 14:00:28)

Поделиться462015-12-05 20:17:07

Автор: Maria de Selier
Гость

― Марцел Бенеш, ― повторила Мария за Амадеем с рвением прилежной ученицы, которой никогда не была. К слову, это имя она, кажется, слышала впервые, и теперь гадала, как же она умудрилась ознакомиться с произведением и не озаботиться авторством. ― Благодарю. Я просто… хотела бы, наверное, освежить в памяти некоторые из его произведений.
Лукреций оказался небольшим ценителем насилия, что не могло не радовать, но и возражения против всеми присутствующими признанной истины у него тоже нашлись. Мария грустно вздохнула, складывая руки перед собой. Увы, младший ван Фриз был прав: людям, кажется, просто нравилось убивать друг друга. В противном случае они начинали скучать. Зато стоило принцу упомянуть некую якобы непопулярную в этих краях песню, графиня заметно оживилась, вся воспрянула и едва не шагнула к нему навстречу, да вовремя опомнилась и осталась стоять на месте. Музыка была настоящей страстью Марии, а пение… Пение ― одним из способов жить. Самым прекрасным, самым невероятным способом, легким, как крылья бабочки, и трудным, как освоение базовых принципов прикладных наук.
Песня Лукреция вышла совсем короткой, но заворожила графиню. Она действительно ее никогда раньше не слышала. Высокий и чистый мужской голос принца передавал интонации нежно и плавно, обрамляя и без того меткие слова десятками новых смыслов. Мария искренне опечалилась, когда песня, а точнее ее подходящий к разговору фрагмент, закончилась.
И снова графиня не успела и рта раскрыть, как слово взял Амадей. Может, оно и к лучшему: под впечатлением от крошечного выступления Лукреция Мария могла наговорить лишнего. Так же у нее появилось время на то, чтобы справиться с эмоциями и подобрать подходящие слова ― похвалить младшего принца и поблагодарить его. В рассуждениях на тему человеческого невежества и готовности защищать оное с оружием в руках она все равно давно уже заблудилась, хоть и виду старательно не показывала.
Так и пропускала юная де Сельер мимо ушей насыщенные деталями рассуждения обоих принцев, пока страшные слова ― Великий Катаклизм ― не заставили ее вынырнуть из блаженного полузабытья. Девушка тихо охнула и прижала кулачки к губам, в ее широко раскрытых глазах блестел страх.
― А такое… может быть?..
Мысль о том, что, делая благое дело ― всего-то исследуя и изучая ― можно вновь разгневать Всеединого, глубоко ранила трепетную графиню.

Поделиться472015-12-05 21:32:36

Автор: Amadei van Vries
Гость

– История человечества — это история войн. И даже мирное время не обходится без насилия, – согласился со словами Лукреция его брат, но развивать мысль не стал. Да и когда бы он успел? Ведь младший решил, последовав его примеру, выразить свое мнение в стихотворной форме.
Когда Лукреций закончил петь, Амадей сдержанно поаплодировал. Сегодняшний день явственно превращался в день демонстрации познаний ван Фризов в поэзии, к пущему удовольствию графини де Сельер, от восторга забывшей дышать. Наверное, только это ее и остановило от того, чтобы тоже зачитать или спеть нечто подходящее моменту.
– Маловероятно, миледи, – как и прежде, Амадей поспешил успокоить Марию, в глазах которой восхищение сменялось на страх с удивительной быстротой. – Скорей всего, имеет место быть такая логическая ошибка, как ложная корреляция. Post hoc ergo propter hoc, или, говоря современным языком, «После этого — значит по причине этого». Так причиной болезни, наступившей после спора, зачастую считают сглаз, тогда как это лишь совпадение, а причину плохого урожая могут видеть не в засухе, а в поведении правителя. До катастрофы человеческая цивилизация была развита, а после потеряла многие знания: скорей всего, мы до сих пор не достигли их высот. Но сие и не удивительно: многие, хранившие знания, умерли во время Катаклизма или вскоре после, другие были слишком заняты выживанием в изменившихся условиях, чем хранить память о прошлом. Вот люди и забыли. А артефакты прошлого, когда-то полезные, стали непонятными и страшными. По крайней мере, такая версия событий кажется мне наиболее вероятной. К сожалению, письменных источников о первых столетиях новой эпохи не осталось. И все, что остается — предполагать.
На этом средний принц прервался ненадолго, сомневаясь, не утомил ли собеседников своими рассуждениями. Но не смог смолчать: озвученная Лукрецием точка зрения, пусть и принадлежавшая не ему, а невеждам, бегущим от «лишних» знаний, как твари ночные от света костра, задевала Амадея в той мере, что требовала многословного опровержения ради не установления истины, а собственного умиротворения.
– Я понимаю, что Всеединый выше человеческого понимания и мерить его нашими мерками может быть несколько неверно, но мне кажется странной сама идея, будто бы Творец хочет, чтобы к его творению боялись лишний раз не то, что прикоснуться — неправильно на него подышать. Это как искуснейшая музыкальная шкатулка, которую не заводят из страха сломать. И боятся даже не заводить — пытаться узнать, зачем нужен ключ и почему он так подходит по форме к отверстию в корпусе. Поставили на стол, смахивают пыль, любуются — и все. Мне бы на месте мастера было бы горько знать, что устройство, в которое я вложил столько труда, стоит без дела. Отношение к миру людей, придерживающихся озвученной тобой точки зрения, напоминает мне именно то, что я описал. Вместо того, чтобы пытаться понять что, почему, как, изучать творение Всеединого чтобы лучше его понимать, а значит и полнее восхищаться, предпочитать благоговейный страх и невежество… — Амадей не закончил фразу вслух, но достаточно красноречиво скривился и одновременно с тем пожал плечами. Неодобрение пополам с непониманием. То есть, конечно, не совсем непониманием: чисто теоретически перечислить, обдумать, разложить по полочкам причины он мог, но вот примерить их на себя, принять или хотя бы не осуждать — нет.

Отредактировано Amadei van Vries (2015-12-05 21:52:13)

Поделиться482015-12-08 08:05:29

Автор: Lucretius van Vries
Участник
Зарегистрирован: 2015-11-03
Приглашений: 0
Сообщений: 32
Уважение: +64
Провел на форуме:
20 часов 9 минут
Последний визит:
2016-05-03 14:26:36

― А такое… может быть?.. - с дрожью в голосе спросила графиня.
Принимающий в то время похвалу Амадея насчёт своего пения Лукреций, кое сам он считал весьма далёким от идеала, хоть ему доводилось слышать голоса и похуже, сперва пожал плечами, намереваясь развить свою мысль дальше, но внезапно задумался: а надо ли? К чему излишне утомлять девушку такими пространными рассуждениями, при этом пугая её всякими предположениями о новом конце света? Хотя - всякий конец подразумевает новое начало, но стоит ли говорить об этом сейчас?
Его сомнения развеял Амадей, начав сыпать малопонятными терминами в новой попытке материализовать разговор, который изначально, по мнению Лукреция, был построен на некой эфемерности. Просто потому, что, на его взгляд, нельзя привести к общему знаменателю то, что находится в людских головах. В конце концов, разве можно сделать так, чтобы все люди мыслили одинаково?
Впрочем, не суть. Главное, что при взгляде на Марию младшему принцу казалось, что чем дальше заходит их с братом разговор, тем меньше она в нём понимает. Возможно, он и ошибался, но, положа руку на сердце, юноша не встречал ещё женщину, способную долго выдержать подобные беседы, за исключением разве что Доминики. Она-то как раз под влиянием Амадея была весьма начитана и была вполне способна поддержать такого рода споры. Поэтому Лукреций посчитал нужным пояснить слегка "заумные" слова старшего брата.
- Иными словами, пока не доказано, что именно из-за человека и его неуёмной жажды новых открытий произошёл Великий Катаклизм, нельзя ставить в его вину тем, кто был до нас.
На этом стоило остановиться, но почему-то Лукреций решил продолжить свою линию "защиты" не принимавших нововведения людей. Это было спонтанное решение, которые принц среди чужих людей старался не совершать, но, как уже было сказано выше, тема уж больно захватывающая попалась.
- Однако верно и обратное, - продолжил свою мысль Лукреций, - Пока не доказано, что Великий Катаклизм - обычная случайность, есть полное право полагать, что он возник именно по вине наших предшественников, разгневавших Всеединого. И некоторые наши с вами современники так и считают.
Дальнейшее же негодование Амадея по поводу боящихся собственной тени невежд младший ван Фриз встретил с улыбкой (он многое встречал с улыбкой, как можно было заметить. И зачастую улыбкой фальшивой, но не в этом случае). Безусловно, в его словах был резон, но та страсть, с которой описывал подобное поведение его обычно очень спокойный брат, не могла не найти отклик в душе Лукреция, побудив того и дальше продолжать беседу.
- Но откуда нам знать, что эта шкатулка - подарок Творца, а не Дьявола, желающего своей поделкой ввергнуть человечество во грех? Ведь если Всеединый любит нас, разве по доброте своей он не наделил бы свои творения всем необходимым сразу? А раз так, то все эти изобретения исходят от Лукавого, а всем известно, что всякому стоит сторониться его козней...
Неизвестно, к чему бы в конечном счёте пришёл этот их разговор, но он был безжалостно прерван звоном колокольчиков в руках прислуги, зазывающего гостей на новый акт представления несравненного Фелиция. представления, которое никак нельзя пропускать.
-- Что ж, по всей видимости, нашу беседу придётся отложить до поры до времени, - с некоторым сожаление в голосе отреагировал на звук Лукреций, - Прошу меня извинить, но мне хотелось бы занять наилучшее место, чтобы сполна насладиться мистерией. Было чрезвычайно приятно познакомиться, Ваша Светлость, - поклонился принц юной графине, - Надеюсь, это была не последняя наша встреча. Брат, - кивнул он и Амадею, после чего развернулся и направился занимать "лучшее" место, которое, он не сомневался, уже было зарезервировано за ним. Принц он или нет, в конце концов?

Поделиться492015-12-09 21:25:06

Автор: Maria de Selier
Гость

***

Пятый день от начала мистерии о славных похождениях Святого Кальпурния отличился совершенно особенным расписанием: собственно представлению отводилось значительно меньше часов. Причина была проста: так уж вышло, что в этот день, двадцатого сентября, девятнадцать лет назад у хозяина дома родилась очаровательная дочь ― Мария де Сельер.
Поместье, которое и без того всю неделю бурлило, будто бульон в поварском котелке, утром двадцатого числа было охвачено самой настоящей лихорадкой. Слугам пришлось двигать декорации так, чтобы ничего не испортить и оставить актерам возможность продолжать играть, но в то же время освободить центральную залу для торжеств и танцев. Граф и графиня де Сельер хлопотали, не покладая рук, силясь устроить все в лучшем виде, и мало кто из многочисленных гостей (куда более многочисленных, чем если бы поводом приехать в Дорин был бы только день рождения Марии) мог бы с уверенностью сказать, что им это не удалось. А мнение завистников в этом доме учитывать было не принято.
Начался день, впрочем, все равно с представления. А для Марии ― с очередного мучительного подбора подходящего платья, аксессуаров и прически. Неожиданно для самой себя девушка вдруг выбрала белое ― и выбором своим осталась довольна. Высокая прическа тоже была ей несвойственна, но и матушка, и сестра одобрили внешний вид юной графини.
― Такая светлая и воздушная, ― с улыбкой подвела вердикт мудрая матушка, и засим возня с гардеробом и туалетом была закончена.
Мария принимала поздравления с присущей ей скромностью, яркий румянец легко пробивался даже сквозь косметику (самую лучшую, к слову, ведь де Сельеры могли себе это позволить). Крупные, но нисколько не аляпистые серьги сверкали драгоценными камнями ― изумрудами, которые рыженькой графине невероятно шли. Те же камни переливались в свете люстровых свечей на груди Марии в виде изящной броши и на руке, вплавленные в обхватывающий тонкое запястье браслет.
Именинница притягивала взгляды и вызывала восхищенные вздохи у молодых людей и завистливые ― у дам. Это страшно ее смущало, но Мария долго готовилась к этому дню, и ей даже удалось достичь душевного равновесия, несмотря на события мистерии, которые постоянно норовили его пошатнуть. Спектакль потихоньку подбирался к своей кульминации и обещал на седьмой день не оставить равнодушным даже самого невозмутимого сухаря, но у Марии был день рождения, и Мария не должна была обидеть своих гостей невниманием или чрезмерной нервозностью.
Начало торжеств было назначено на ранний вечер, и на следующий день представление должно быть начаться позже обычного. Граф сделал все, чтобы устроить своим гостям роскошное празднество без необходимости омрачать ранним пробуждением впечатление от него.
Хоть Мария и пыталась сосредоточиться, для нее все происходило как в тумане. Официальное объявление начала праздника, пышная поздравительная речь отца, во время которой он то и дело подмигивал своей младшей, многочисленные комплименты и бурные овации. Лоуренс, дорогой брат, загадочно улыбался, взглядом обещая подарить Марии нечто невероятное, но тогда, когда никто другой не будет их видеть. Слуги вынесли вино, лучшее из всех, которые только можно было достать в этой части великой Ревалонской Империи. Подпихнув дочь под бок, графиня мать незаметно стрельнула глазами в сторону троих принцев и напомнила Марии, что, мол, вот он ― ее шанс. А заодно и посоветовала держаться подальше от Доминики ван Фриз, ведь, как известно, женщины, даже самые юные, крайне неохотно делятся тем, что, по праву или без, считают своим. Танцы должны были начаться позже, а пока благородным господам предлагалось пригубить вина, отведать роскошных кушаний, от которых буквально ломились длинные обеденные столы, и пообщаться друг с другом, ведь в предыдущие дни Мистерии времени на это отводилось совсем немного.
Мария, вся дрожа от волнения, вышла к гостям, чтобы тут же стать жертвой многочисленных желавших ее внимания гостей с поздравлениями и подарками. Она старалась улыбаться как можно более непринужденно и не пропускать никого, отблагодарить каждого. Это ведь был ее день, и она должна была наслаждаться им.[AVA]http://s6.uploads.ru/jbd3v.png[/AVA]

Отредактировано Maria de Selier (2015-12-09 21:27:07)

Поделиться502015-12-09 21:26:33

Автор: Amadei van Vries
Гость

Вечером двадцатого числа в доме де Сельеров было на что взглянуть и после мистерии. Особенно в том, что касалось красоты женской, хотя, конечно, нельзя не отметить и убранство зала. Но когда гирлянды на стенах интересовали мужчин больше, чем то, что демонстрируют вырезы платьев юных красавиц? А вблизи от троих принцев, еще не связавших себя узами брака, еще до окончания вдохновенной речи отца виновницы торжества собралась пестрая, как ассагитские певчие птички, стайка девиц, восхищенных их титулами. Или, как уверяли сами дамы, многочисленными личными достоинствами ван Фризов. Но, по сути, так ли важно, какой из вариантов верен?
Но именинница выделялась на фоне многих других девушек — даже тех из них, что больше соответствовали канонам классической красоты. Не только потому, что это был ее праздник. Искрящийся белый шел Марии, превращал ее в небесное создание, едва материальное, но чистое и прекрасное. Этот цвет шел не только ее лицу, но и душе — по крайней мере, так говорило первое впечатление, составленное Амадеем об этой девушке, быть может, не самой сообразительной, но лишенной притворства.
Когда белый силуэт Марии мелькнул поблизости, Амадей извинился перед дамами и братьями за то, что покидает их, и направился туда, где заметил именинницу. Ему хотелось опередить своим поздравлением и Эдмунда, и Лукреция, а те, похоже, были вполне довольны обществом, в котором он их оставлял. В отличие от Доминики.
– Леди де Сельер, – негромко окликнул Марию принц, когда та закончила выслушивать очередные пожелания всего того, что принято было желать молодым девушкам в дни рождения. – Вы сегодня столь чисты и прелестны, что сложно поверить, будто вы провели в этом грешном мире вот уже девятнадцать лет.
Амадей любовался Марией, не скрывая того – насколько позволяли приличия, разумеется, – так что усомниться в его искренности девушка едва ли могла.

Поделиться512015-12-10 01:50:27

Автор: Maria de Selier
Гость

Услышав оклик знакомым голосом, Мария обернулась. Крупные серьги тихо звякнули, сверкнув изумрудами.
― Ваше Высочество, ― она мгновенно склонилась в изящном реверансе и робко подняла взгляд. Амадей выглядел свежим и отдохнувшим. Его богато украшенный камзол, выполненный в гербовых красно-золотых тонах, очень шел ему, но юная графиня отметила про себя: немного иной тон красного смотрелся бы лучше, а голубые глаза принца не мешало бы подчеркнуть аксессуарами. Увы, далеко не все слуги обладали утонченным вкусом Марии, девушка давно уже с этим смирилась.
Изысканный комплимент именинница приняла со здоровой долей смущения. В конце концов, она была готова к тому, что за весь вечер узнает о себе очень много приятных вещей разной степени правдивости. Но Амадей, похоже, не лгал, в его взгляде читалось едва ли не восхищение. Это была более веская причина отчаянно залиться краской, но Марии удалось устоять перед соблазном и сохранить прозрачные намеки на аристократическую бледность.
А у Амадея были красивые глаза.
― Благодарю вас. Прекрасно выглядите, ― графиня приподняла уголки губ в легкой, но искренней улыбке, слегка склоняя голову к плечу. ― Вы уже попробовали вино? Не могу сказать, что я… хорошо разбираюсь в винах, ― сказать по правде, в винах Мария не понимала ровным счетом ничего, в том числе и смысл их употребления, ― но вкусу графа де Сельера в этом вопросе можно верить.[AVA]http://s6.uploads.ru/jbd3v.png[/AVA]

Отредактировано Maria de Selier (2015-12-10 01:50:46)

Поделиться522015-12-10 08:55:55

Автор: Amadei van Vries
Гость

На мгновение Амадей пожалел, что сейчас, под пристальными взглядами многочисленных гостей, Мария куда лучше контролировала себя и свое смущение, чем прежде. Но надолго эта мысль в его голове не задержалась, уступив место другим.
― Вы правы, в том, что касается вин, у вашего отца отменный вкус, ― охотно согласился принц. Он действительно успел распробовать красное вино, что разносили слуги ― граф де Сельер произносил хвалебную речь своей дочери достаточно долго, чтобы за это время можно было неспешно выпить один бокал. Возможно, именно веселящий напиток делал и мир, и окружающих чуточку прекрасней, чем те были на самом деле. Разумеется, для того, чтобы хоть сколько-то заметно опьянеть, Амадею этого было мало, но выпитое на голодный желудок не могло не снизить критичность его мировосприятия. ― Но ярчайшая достопримечательность этого вечера не вина и даже не гостеприимство вашего отца, а вы. Примите мои поздравления, миледи. Мне сложно вообразить, чего может недоставать в жизни такого прелестного создания, как вы, а потому даже теряюсь, что пожелать вам кроме исполнения ваших надежд, какими бы они ни были.
Или, вернее, не знал Марию достаточно хорошо, чтобы желать что-то помимо общепринятых банальностей, и потому старался быть изобретателен хотя бы в форме, если уж с содержанием не получилось.

Поделиться532015-12-10 22:57:53

Автор: Maria de Selier
Гость

Мария улыбнулась чуть шире и потупила взор, все-таки заливаясь краской. Но это не было ее привычным мучительным смущением, когда комок застревает в горле, а выдох ― в груди, мешая говорить, а мысли путаются, создавая утомительное ощущение хаоса. Она чувствовала себя удивительно легко и свободно, будто бы сама выпила не бокал и даже не два того самого хваленого вина, хотя на деле ни к чему еще не притрагивалась (и не планировала).
― Всем нам чего-то недостает, Ваше Высочество.
Ох, если бы он знал, какой бездарностью порой считала себя Мария! Она казалась себе нескладной и не особенно привлекательной, неидеально одетой, и цвет глаз-то ей достался недостаточно яркий, и губы недостаточно чувственные, и веснушки, эти ужасные веснушки, делавшие ее похожей на простую деревенскую девку с корзинкой яблок! И даже если сама юная де Сельер была не особенно против бытия крестьянкой, она не должна была разочаровать отца, и без того уже разочарованного отсутствием у Лоуренса, своего наследника, предпринимательской жилки. Но у Лоуренса был ум, был талант, он был самым чудесным братом на свете, а у Марии? А у Марии не было ничего, кроме богатства ее едва-едва успевшей закрепиться среди высшей знати семьи. Отец был доволен результатом своих стараний, и ему не было никакого дела до того, что его младшая дочь чувствовала себя лишней в этом пышном и богато украшенном мире интриг, судов, сплетен и тысяч самых разнообразных искусств, в которых Мария ровным счетом ничего не смыслила.
И отец еще хотел выдать ее за ван Фриза, да еще и хитро, не пытаясь договориться с Императором лично. Граф де Сельер желал, чтобы один из юных принцев сам однажды пожелал руки его невзрачной и неумелой дочери.
Мария не смела надеяться на это ровно так же, как не смела подвести своего отца.
― Мария!
Девушка вздрогнула. Ее звал отец. Должно быть, не видел, что она разговаривает с принцем, иначе не стал бы вмешиваться.
Граф снова поднялся на сцену, оставшуюся после очередного акта мистерии, и с улыбкой оглядел собравшихся.
― Бьюсь об заклад, никто из вас не слышал, как поет именинница.
Мария стремительно побледнела.
― Смею вас заверить, господа, вы в жизни своей не слышали ничего подобного. Мария, ― он протянул руку дочери, и под этим величественным жестом гости невольно расступились, освобождая графине дорогу. ― Окажи нам честь.
Мария бросила Амадею полный муки взгляд, дрожащим голосом попросила ее извинить и заспешила к сцене с таким видом, словно это был эшафот.[AVA]http://s6.uploads.ru/jbd3v.png[/AVA]

Отредактировано Maria de Selier (2015-12-11 00:38:40)

Поделиться542015-12-10 23:27:14

Автор: Amadei van Vries
Гость

– В этом вы правы.
Амадей помедлил, сомневаясь, стоит ли спрашивать о том, чего недостает лично Марии, или же они еще недостаточно близки для подобных разговоров. И из-за своих колебаний не успел сказать больше ничего: Марию позвал ее отец. Граф де Сельер, судя по всему, стремился продемонстрировать всем гостям все таланты и достоинства своей дочери. Не удивительно: ей ведь уже девятнадцать, а очередь из женихов отчего-то не выстраивается у ворот графского замка.
Вот только сама именинница не казалась такой уж счастливой. В ее серых глазах Амадей видел столько страха и обреченности, что можно было подумать, будто Мария ждет, что здесь собравшиеся обернуться дикими зверьми и растерзают ее за любую ошибку. Из привлекательной девушки она мигом превратилась в напуганного ребенка, даже ростом, казалось, уменьшилась.
– Не бойтесь, – шепнул принц Марие и ободряюще улыбнулся за несколько мгновений до того, как зрительный контакт прервался. Почти сразу она исчезла из вида, скрывшись за спинами многочисленных гостей.
В зале стало тише, а те, кто все же продолжили переговариваться, перешли на шепот. Открыто оскорблять хозяев праздника своим пренебрежением никто не собирался. Взгляды были устремлены на сцену, где место актеров заняла хрупкая девушка, чью голову венчало красное золото волос. Одни следили из вежливости, другие — с неподдельным интересом. К числу последних относился и Амадей.

Поделиться552015-12-11 00:38:46

Автор: Maria de Selier
Гость

Мария вся дрожала, как осиновый лист, но ей нельзя было показать гостям свое волнение. Румянец, разлившийся по лицу и шее, да напряженно приподнятые плечи выдавали ее с потрохами, но девушка удерживала себя от того, чтобы горбиться или заламывать пальцы, или прятать взгляд, или еще чего. На нее смотрели десятки глаз, и все они горели интересом и ожиданием. Осознание этого вызывало едва ли не панику, и Мария подняла голову чуть выше, прерывая всякий зрительным контакт с залом. Нехорошо было так делать, она знала, но иначе не могла. Теперь взор графини был устремлен прямо поверх голов, да так, словно она увидела где-то на противоположной стене вестника Великого Катаклизма.
Нужно было собраться с мыслями. Вспомнить песню. И спеть ее. От нее этого ждали. Отец, мать, сестра, брат, принцы, гости. И Амадей, который велел ей не бояться.
Разве могла Мария ослушаться принца?
Девушка глубоко вздохнула, и чем дольше она молчала, тем тише становилось в зале. Некоторые даже отставили свои наполовину осушенные бокалы, захваченные предвкушением предстоящего.
В голову настырно лезла только одна песня (прочих мыслей не осталось вовсе). Она не так сильно нравилась Марии, но она выучила ее совсем недавно и хорошо помнила. Осталось только спеть.
И она запела.

Душа, покинувшая облаченье ―
Такого вновь Природе не создать, ―
На миг отринь покой и благодать,
Взгляни, печалясь, на мои мученья.

Иногда Мария закрывала блестящие глаза, но чаще держала их открытыми, все так же глядя вперед. Уже после первых строк она расслабленно опустила плечи и выпрямилась, вновь возвращая своему стану ощущение легкости и изящества. Сильный высокий голос пронзал пространство залы, заполняя ее легким воздушным звоном. Мария не сбивалась и мудро расходовала дыхание, и пела, пела как в последний раз в жизни ― так же, как и всегда.

Ты встарь питала в сердце подозренья,
Но заблужденья прежнего печать
Твой взгляд не будет больше омрачать.
Так влей мне в душу умиротворенье!

Чувствуя невероятный прилив сил и душевный подъем, Мария шагнула вперед, выражением лица и интонацией подчеркивая смысл выбранной песни (который не факт, что понимала правильно). В груди пылал огонь ― яркий, ослепительно белый ― и графиня всем своим естеством желала поделиться этим огнем с каждым, кто сегодня слушал ее. В каждое слово, в каждый взлет строптивой ноты она вкладывала частичку самой себя, и упивалась этим, и не скрывала этого. Словно рыба, изголодавшаяся по свежей воде и, наконец, угодившая в пруд, она плескалась в чистой воде, стараясь дотянуться брызгами до каждого своего гостя, до каждого сердца.
Мария свято верила в то, что не умела ничего, кроме пения. Но петь она умела. Действительно умела и не упускала ни единого шанса доказать это всему миру, но в первую очередь ― самой себе.

Взгляни на реку, на ее исток ―
Меж вод и трав блуждает одиноко,
Кто память о тебе не превозмог.

Но не смотри на город, где до срока
Ты умерла, где ты вошла в мой слог ―
Пусть ненавистного избегнет око.

Последняя нота тянулась долго, но и это испытание графиня выдержала с достоинством. Когда ее голос стих, на несколько долгих томительных мгновений в зале воцарилась тишина, оттененная едва уловимым звоном, словно застрявших в стенках хрустальных бокалов. Мария перевела дух и, наконец, опустила взгляд к своим зрителям, впитывая переполнявшие их эмоции, как губка. Всего несколько мгновений, в течение которых ― Мария могла бы поклясться в этом ― все они дышали в унисон.
А затем зал буквально взорвался овациями, заставив зардеться светящуюся от счастья именинницу.[AVA]http://s6.uploads.ru/jbd3v.png[/AVA]

Отредактировано Maria de Selier (2015-12-11 00:39:50)

Поделиться562015-12-11 02:13:36

Автор: Amadei van Vries
Гость

Мария вновь преобразилась, стоило первым строкам сорваться с ее губ. Теперь уже она казалась уверенной, возможно, впервые за прошедшую почти неделю знающей, что и как ей делать, но вместе с тем не растеряла изящества хрустальной статуэтки. Чарующее сочетание.
Принцу могли не нравиться слова, если отделить их от пения и рассматривать отдельно, вникая в смысл, но не признать талант Марии он не мог. Поняв это довольно быстро, Амадей намеренно не вслушивался, и звуки, что должны были складываться в речь, для него превратились в мелодию, прекрасную благодаря голосу поющей, звенящим в нем чувствам. И как-то так он заслушался, что опомнился не в тот момент, когда наступила тишина, а только лишь когда раздались первые аплодисменты, к которым запоздало присоединился.
Может, граф де Сельер и преувеличил, сказав, что ничего подобного его гости в жизни не слышали, но это никак не перечеркивало того факта, что пела Мария прекрасно. И более того — ей это шло.
Вскоре музыка зазвучала вновь, но теперь уже не аккомпанируя пению молодой графини, а приглашая танцевать. Единожды Амадей пригласил Марию, не забыв шепнуть ей комплимент ее пению, но она была не единственной, кого принц обнимал и кружил в танце. В конце концов, помимо яств и разговоров, этим вечером у него было не так уж много развлечений. Жаль, что наслаждаться женским обществом получится только в пределах этой залы.
На мир уже давно опустилась ночь. Усталость, легкость в голове от вина и тяжесть в желудке от угощений делала танцы для гостей все менее привлекательными, а музыка до сих пор не смолкала.

Отредактировано Amadei van Vries (2015-12-11 02:28:20)

Поделиться572015-12-11 22:47:40

Автор: Maria de Selier
Гость

Вечер вышел невероятно долгим. Яства и вина не кончались, а музыканты сменяли друг друга, играя без перерывов. Мария могла с уверенностью сказать: это был самый пышный из всех ее девятнадцати дней рождений (за вычетом того, что первые несколько она совсем не помнила). Отец был доволен: вряд ли он мог громче напомнить высшему свету о том, что у него есть прелестная дочь, достойная самого лучшего жениха.
Когда танцы окончательно утомили Марию, она распрощалась с гостями, и особенно тепло ― с Амадеем, и удалилась к себе, а празднование еще продолжалось до глубокой ночи, пока, наконец, не подошло к своему логичному завершению. Но прежде, чем без памяти упасть на подушки, Мария занялась распаковыванием доставленных прямо в ее комнату многочисленных подарков. Книги нот и прочие книги, писчие принадлежности, картины и статуэтки, украшения и аксессуары ― всего нашлось в достатке. А в углу на изящной подставке обнаружилась небольшая клетка с прутьями, поблескивающими позолотой, и маленькой птахой внутри. Мария взвизгнула от восторга, узнав в цветастом пернатом голосистого степного щегла.
― Ах, Лоуренс, ― с нежностью прошептала графиня, поглаживая прутья клетки тонкими пальцами. ― Он будет петь со мной за тебя, когда я покину собственную клетку…
Ей стало грустно. Представление родного дома как золотой (и очень уютной) клетки не расстраивало ее так, как необходимость в обозримом будущем перебраться в дом своего мужа. Мария знала, что будет очень скучать по брату и нечасто сможет видеть его. Одна надежда была на письма, но разве могли письма заменить ей бархатный голос Лоуренса и его ласковый теплый взгляд?
Уже решив было остаток подарков посмотреть утром, Мария вдруг зацепилась взглядом за имя. Небольшая коробочка, едва не погребенная под остальным скарбом, была подписана Амадеем ван Фризом, и графиня не устояла перед соблазном. Внутри, величаво покоящийся на мягкой темной подкладке, обнаружился роскошный аграф, украшенный драгоценными камнями и филигранью. Восхищенно ахнув. Мария повертела это сокровище перед глазами, боясь даже дышать на него, будто это могло погасить его чарующий блеск, вознесла скромную молитву Всеединому за здравие и благополучие чудесного принца и только после этого отправилась спать, утомленная, но невероятно счастливая.[AVA]http://s6.uploads.ru/jbd3v.png[/AVA]

Отредактировано Maria de Selier (2015-12-12 00:01:00)

Поделиться582015-12-11 23:52:59

Автор: Amadei van Vries
Гость

***
Когда неделя подошла к концу, мистерия завершилась на торжественной ноте, в кульминации своей перейдя из мероприятия светского в религиозное. Торжественное богослужение в доринском соборе заняло не один час, а за процессией высокородных господ, направлявшейся сперва в храм, а потом из него, тянулась толпа простолюдинов: дни чествования святых всегда были особо богаты на милостыню.
На следующий день гости разъехались. Все, кроме Амадея: он помнил их с Марией уговор о поездке в другой, куда менее презентабельный город, принадлежащий семье де Сельеров, и собирался задержаться на несколько дней ради этого. К полудню он, в сопровождении графини и своих и ее слуг, уже был в пути.
Если горный воздух отличался чистотой, то сам шахтерский городок - нет. Здания лепились одно на другое, порой буквально: иногда один дом стоял на крыше другого, и только по черепице и отдельному выходу на улицу получалось понять, что это не второй этаж. Красивыми эти каменные коробки, обмазанные глиной, назвать сложно. Кажется, в них хватало места только для того, чтобы было где приготовить поесть и где лечь поспать: изнутри Амадей в эти дома не заглядывал, но по тому, что видел снаружи, мог представить. Центральная улица, по которой вывозили добытую руду, была относительно прямой и широкой: о повозках заботились. Но едущим по ней аристократам она казалась сейчас куда уже, ведь с обеих сторон их обступили местные, со всем доступным им почтением глазеющие на гостей. Обычно город Сельер посетители такого рода вниманием не баловали. Исключение составлял разве что владелец шахты, граф Максимус де Сельер, но ни его прекрасная дочь, ни тем более представители императорской фамилии здесь, как правило, не появлялись.
Амадей чувствовал вину из-за того, что уделяет больше внимания жизни местных рабочих и своим записям, сверяя сделанные по картам наблюдения с действительностью, чем своей спутнице. Но понимал, что приехал именно ради этого, и потому своего занятия не прерывал, впрочем, охотно объясняя Марии, что и зачем делает.
Они остановились в городе близ шахты только на одну ночь: даже самые «роскошные» по местным меркам комнаты были обставлены беднее комнат для прислуги в императорском дворце. В Дорин вернулись на следующие сутки после отъезда, но уже затемно.
На двадцать пятый день сентября подошел конец пребыванию Амадея ван Фриза в гостеприимном доме графов де Сельеров. Принц стоял во дворе, ожидая, когда все будет готово к его отъезду.

Отредактировано Amadei van Vries (2015-12-14 19:34:59)

Поделиться592015-12-14 19:36:43

Автор: Maria de Selier
Гость

Поездка прошла хорошо. Наличие приличного количество слуг и прочего сопровождения гарантировало что встреча, как минимум, не станет поводом для пересудов и грязных слухов. Против слухов более возвышенного характера, впрочем, никто особо не возражал, что ужасно смущало Марию. Девушка была рада, что Амадей не пытался посвящать ей максимум своего внимания, иначе к концу поездки юная графиня небось растаяла бы от обжигающего стыда, как свечка.
Благо, принцу куда больше нравилось рассказывать Марии о городе ее собственной семьи или делиться впечатлениями от мистерии, чем как бы невзначай обсуждать природу и погоду, одновременно строя ей глазки на всякий манер. Юную графиню такое положение вещей более чем устраивало. Она слушала с интересом ― действительным или надуманным ― и даже если совсем теряла мысль, то сконфуженная легкая улыбка, пожалуй, помогала Марии выглядеть не так глупо, как она могла бы.
Отгремели торжества в честь дня рождения младшей де Сельер, пышной церемонией завершилась мистерия, угасло празднование Дня Признания Святого Кальпурния, и у большинства гостей больше не было повода оставаться в Дорине. Благородные господа и дамы потихоньку разъезжались, и Мария старалась уделить внимание каждому: сказать пару добрых слов, поблагодарить, пожелать счастливого пути. В конце концов, они подарили ей самый замечательный день рождения, не говоря уже о, собственно, подарках.
Новость о том, что к отъезду готов последний ван Фриз (остальные уехали несколькими днями раньше), девушку немного расстроила. Чуть-чуть. Самую малость.
Когда Мария, придерживая юбки, выбежала во двор, ее отец (довольный, как сытый кот), уже завершил обмен любезностями с принцем. Амадея ждал роскошный экипаж, запряженный холеными гнедыми лошадьми. Стушевавшись, графиня подошла к ван Фризу опасливой легкой походкой лани, готовой при малейшем признаке угрозы сорваться с места и скрыться в ближайших кустах. Под добротным осенним плащом на солнце поблескивал крупный богато украшенный аграф.
― Ваше Высочество, ― девушка почтительно поклонилась, присев в немного неуклюжем реверансе. ― Для нас было большой честью принимать вас…
Мария встретилась взглядом с отцом и поняла: все необходимое он уже сказал, а ей лучше не портить произведенное на императорского сына впечатление. Потупившись, юная де Сельер пробормотала еще несколько благодарственных слов от себя лично, чувствуя, что граф после выскажет ей за каждое, и с легкой тоской взглянула на Амадея. Жалко ей было, что принц уезжал, а никаких предпосылок к тому, что однажды он женится на ней, так и не появилось.

Поделиться602015-12-14 19:47:34

Автор: Amadei van Vries
Гость

Появления Марии де Сельер Амадей не столько ждал, сколько ожидал. Он не нуждался в том, чтобы увидеть ее, отметить про себя, что она носит подаренное им украшение, но все это было приятно. Даже не смотря на то, что девушка подходила к нему с такой настороженностью в каждом движении, что можно было подумать — от фамильного льва у ван Фризов не только изображение на гербе, но и клыки и когти.
– Благодарю, Ваше Сиятельство, – ответил принц, склонив голову. – Гостеприимство вашей семьи сложно переоценить.
Только потом, когда графиня выпрямилась после реверанса, он заметил, что та расстроена. Не будучи телепатом, Амадей не до конца верно истолковал печаль, наполнившую большие глаза Марии. Принц полагал, что причина в самом факте его отъезда, в том, что девушка успела к нему привязаться за время их общения, и из-за того на краткое мгновение почувствовал себя виноватым. Он не замечал прежде за Марией ни женских хитростей, ни кокетства, призванного его очаровать, ни любого иного притворства, а оттого — что, должно быть, парадоксально для человека неглупого и прожившего четверть века вторым сыном Императора, всегда вблизи двора своего отца — считал ее искренней в словах и поступках. Потому Амадей жалел и симпатизировал ей.
Нет, он не будет тосковать о ней и не спать ночами из-за разлуки. Даже видеть Марию во сне — разве что один-два раза, но в снах не того жанра, в которых хотела бы очутиться приличная леди. Но знакомство это Амадей вполне мог назвать приятным, а юную де Сельер — милой, интересной и даже в чем-то необычной. А еще совершенно точно ему не нравилось видеть на этом милом личике, сочетающем тонкие черты аристократки и свойственные скорее низшему сословию веснушки, грусть.
– Не печальтесь из-за моего отъезда, любезная леди, – мягко произнес Амадей, подойдя на шаг ближе к Марие. – Прошу вас. Я…
А что, собственно, он мог обещать ей, что и утешило бы девичью грусть, при этом не предав своего слова? Вернуться? Если это и случится, то вряд ли скоро. Остаться? Надолго он не имеет права, да и чего ради? Прощание все равно состоится — не сегодня, так завтра или через день.
– … напишу вам, когда прибуду в столицу.
Да, пожалуй, это Амадей сможет выполнить без каких-либо затруднений.