Аквилея, поместье де Авели

— Нападай! — резко приказал князь, делая полшага назад. В тренировочном зале было прохладно; одетый в одну шелковую рубаху, кожаные штаны эльфийской выделки и мягкие сапоги на бесшумной подошве Марко холода не чувствовал. Кровь так и кипела.
— Ну же, дружок! Мне долго ждать?
Противник, казалось, замешкался. Князь опустил зажатый в кулак кинжал острием вниз.
— Разве ж это поединок? — скорчил недовольную гримасу Его Светлость. — Ты, дружок, напоминаешь мне несговорчивую путану, признаться, я разочарован.
Лицо противника едва заметно потемнело. Высокий, статный уроженец Ассагита мэтр Альверра путану и впрямь напоминал, а именно — мог похвастаться такой роскошной кудрявой шевелюрой и такими длинными ресницами, что куда уместнее смотрелся бы в бархатном платьице в окружении воздыхателей обоих полов. Однако первое впечатление обманчиво. Мэтр Альверра был воином. И Марко об этом помнил.
— Я сейчас усну, — демонстративно Его Светлость зевнул, за что тотчас же поплатился.
Невидимым, воистину животным движением мэтр Альверра атаковал, Марко приготовился парировать — не успел, потерял инерцию и мгновенно получил удар коленом в бедро. Начал заваливаться. Завалиться не успел. Бледнея, мэтр Альверра схватил Его Светлость за локоть, помог вернуть равновесие.
— Прошу прощения, Ваша Светлость! — тихо проговорил мэтр. И мгновенно получил чувствительный тычок под ребра.
Марко растер костяшки.
— Ну точь-в-точь путана. Сперва набиваешь себе цену, потом боишься не оправдать ожидания. Вояка ты вполне сносный, мэтр. Светлость извиняется, Светлость был не прав, — широко улыбнулся Марко, утирая тыльной стороной ладони пот со лба. — На сегодня достаточно. Мне еще, видишь ли, справлять бал.

Смыв с себя запахи утренней тренировки и переодевшись в подобающий статусу наряд, Маркус де Авели вернулся в покои. К жене. Утро стояло раннее. Тревожить сон Францесски он не хотел. Но потревожил.
— Я слышал, к нам возвращается милый Лукреций. Прекрасная новость, не правда ли, любовь моя? Совершенно великолепная...
Марко потянулся — разгоряченные кратким сражением мышцы ныли.
— Хотя ты права, — упреждая ответ супруги, продолжил князь: — кого я обманываю. Последнее, о чем думает наш дорогой Император — благо страны. Что-то мне подсказывает: при умных Императорах командоры гвардии на меч не падают и маленькие эймарские девочки — спасибо, что не на глазах самого Величества — не травятся.
О недавних событиях в самой Аквилеи, о которых в общем-то Францесска прекрасно знала, Марко счел разумным умолчать.
— Я распорядился подготовить гостям комнаты. Но, думаю, до их прибытия мы вполне успеем позавтракать. Всей семьей. Любопытно, проснулась ли наша милая Эмилия?
Несмотря ни на что, настроение у Марко в этот день было непростительно, беспардонно приподнятое.

— Красный — цвет Империи, — пожал плечами князь, разглядывая серьги жены. — Синий — цвет моря. Хочешь уважить наших имперский друзей — выбирай с красными камнями. Хочешь подчеркнуть свой изысканный вкус — тогда синие.
Справедливости ради, Францесска могла предстать перед гостями в пыльном рубище и даже тогда ее красота была способна затмить блеск самых великолепных бриллиантов. По счастью, затмевать блеск великолепных бриллиантов Францесске не требовалось — многообразия дам в авернской делегации не предполагалось, а чтобы очаровать мужчину графине де Авели хватало улыбки.
— Думаю, наш Император сам не знает, чего хочет, — опустился в одно из кресел Маркус, наблюдая за утренними приготовлениями супруги. — Он до сих пор не сумел определиться с женами для своих сыновей. Взять Эдмунда. Одни видят будущей императрицей Лидию фон Эдель, другие — ставят на Элизабет Эймарскую. И все бы ничего, да вот только ожидание не делает их моложе, как, собственно, не делает чести самому Императору. Сдается мне, еще чуть-чуть и наш Константин запомнится векам под прозвищем «Нерешительный». Ну-с, зато с Амадеем везет — тому достаточно всучить астролябию в парике — он и не заметит разницы, — Его Светлость зажмурился. — Знаешь, любовь моя, иногда я думаю, из нашей милой Эмилии вышла бы чудесная императрица. Ах, мечты-мечты! — улыбнулся князь. — Какая жалость, что Константин никогда не мог похвастаться цепкостью ума. Не видит он своего счастья, совсем не видит. А ведь народ наверняка бы полюбил нашу маленькую сиротку...
И ведь верно, иногда думал князь, фон Эдели и так никогда не испытывали недостатка в императорском внимании, князья Эймарские предпочитали делить постель с себе подобными, но Аквилея... Аквилея почему-то испокон веков рассматривалась не иначе как приятное дополнение к оставшимся четырем княжествам. Несправедливо, иногда думал Маркус. Впрочем, не иногда — едва ли не с самого рождения.
— Не могу сказать, захочет ли Константин избавиться от нас, однако не сомневаюсь — подвернись ему такая возможность, всенепременно избавится, — спокойно резюмировал князь.
Явившийся в хозяйские покои слуга сообщил, что приготовления к завтраку окончены.

Аверна, Башня Смерти, кабинет главы разведки

Фенринг Сверре фон Ранцау пригладил волосы. По образу и подобию большинства высокопоставленных ариев средствам передвижения, чей эволюционный путь развития несколько отличался от эволюционного пути развития дверного косяка, Фенринг Сверре фон Ранцау интуитивно не доверял, всем видам наземного и морского транспорта предпочитая старый, добрый универсальный портал. В конце концов, портал не натирает задницу и, в отличие от лошадей, не имеет привычки пересматривать должностные обязанности в пользу стабилизации видового генофонда путем упрочнения половых связей с ближайшей кобылкой. Добраться до Гадары Фенринг счел разумным порталом и, уже на месте пополнив ряды охраны городской стражей, двинуться к родовому палаццо де Авели. Верховая прогулка по городу обещала быть познавательной — вне зависимости от времени года Гадара оставалась одним из великолепнейших городов Империи, архитектурным изяществом и богатством достопримечательностей уступая разве что Архоне, довольно привлекательной с точки зрения истории, однако не выдерживающий никакой конкуренции с Гадарой по качеству и количеству предоставления всевозможных услуг. И какая досада, подумал Фенринг, что именно здесь, у берегов Аквилеи с разницей в пару часов в ночь с 25 на 26 февраля затонуло аж три корабля — два холька под флагами Ассагита и неф под флагами Эделейса. Все три корабля, вспоминал канцлер Священной Империи, обнаружили чудовищные пробоины в днище, одновременно похожие на деяние зловещих щупалец кракена и одновременно не похожие — не похожие в частности потому, что территориальные воды Аквилеи как место постоянной локации среди кракенов особой популярностью никогда не пользовались, а еще потому, что причиной гибели команд стало отнюдь не утопление — воды в легких из выловленных в заливе после крушения не обнаружил ни один труп.
Фенринг вздохнул. Расследование морской трагедии, возможно, и было ключевой целью визита в Аквилею, но далеко не единственной, прекрасным подтверждением чему служил самый что ни есть высокий состав делегации — два принца, княжна — и это не считая одной юной герцогини, одной графини и полного комплекта имперских следователей. Вздохнув, Фенринг обернулся к окну: там, во внутреннем дворе Башни Смерти оканчивались последние приготовления. Оставив Эрику под присмотром Ее Светлости графини Гордон, присоединяться к делегации Фенринг Сверре Граф Ранцау не спешил, надеясь перед отъездом, как говорится, перекинуться с Их Высочествами парой слов. Повод был.
— Хм-хм, — задумчиво протянул Граф, воскрешая в памяти приметную статуэтку, замеченную в кабинете Ульрика фон Альрика. Статуэтка представляла собой кракена, как-то очень интимно оплетавшего щупальцами имперский корабль, и в напоминание о себе оставила на виске Фенринга пусть не приметный, зато вполне осязаемый шрам.
Солнце едва встало над горизонтом. Во внутреннем дворе замка Императора, переливаясь всеми оттенками серебра, густел льдистый туман.

Обычно, когда разговор заходит о девушках с котятами, принято иметь в виду что-то невинно-милое, пушисто-воздушное... в общем то, при виде чего даже самые черствые циники не могут сдержать улыбки.
Котенок, с протяжным мявом вприпрыжку бегущий за шествовавшей по коридору девицей и на ходу пытавшийся закогтить кончик стека, да и сама Лидия, в силу пустующих переходов не видевшая смысл разыгрывать святую невинность, были весьма далеки от описываемого выше образа. Кот как раз вцепился в стек обеими лапами и волочился по полу вслед не прекратившей своего движения по такому незначительному поводу княжной. Через несколько метров, когда давление кожаной петли на запястье так и не ослабло, девушка соизволила остановиться и опустить укоризненный взгляд на обузу, уже пробующую хлыст на клык.
- Что за поведение, Фитц? - о существовании имени, данном зверьку куханной девкой, она не знала, да и вряд ли сочла нужным с ней считаться, хотя судьба девочки ее волновала. - Вы меня разочаровываете. Вам уже... - о возрасте котенка Лидия так же имела весьма смутное представление, - вы уже взрослый кот, что за ребячество?
На самом деле, если бы Фитц вдруг потерял интерес к бантикам на веревочке, пушистому мячику и множеству иных игрушек, которыми пополнилось имущество практически поселившегося в покоях младшей фон Эдель кота, она была бы очень разочарована. Лидия еще раз покачала головой на точенной шее и подняла наследника приближенной к императору особы подмышки, держа его на вытянутых руках, посмотрела в начавшие желтеть глаза.
- Никто не будет носить вас на руках в мое отсутствие, милорд, и вам придется с этим смириться.
Звереныш косил, отводя взгляд, вероятно, считая неприличным напоминать, что княжна - не единственная юная леди при дворе, любящая котиков. Лидия прижала его к груди и, немного почесав под челюстью, посадила к себе на плечо. Фитц, за две недели заметно набравший и в весе, и в росте, намеревался, похоже, в кратчайшие сроки догнать, а то и перегнать отца. Еще немного и его можно будет использовать как шикарный палантин. Кот тут же с горловым и совсем не детским урчанием принялся за свисавшую с плеча засушенную волчью лапу. Шкура стеклянными глазами печально смотрела с воротника на хозяйку белого монстра, но девушка ради любимца готова была на это жертву.
Характер у Фитца тоже был папочкин.
Когда княжна вспомнила, что дверь, возле которой скучает на вытяжку пара гвардейцев, ведет в кабинет канцлера, то хотела миновать коридор как можно быстрее. На цыпочках. За время прибывания в Аверне она наслушалась множество сказок и страшилок про шефа разведки, недавно занявшего новый пост, по некоторым версиям у него был третий глаз на затылке взамен изуродованного на приличествующем, узаконенном природой месте, лишняя пара ушей (их расположение общественностью замалчивалось) и маленький то ли поросячий, то нетопыриный хвостик, известно где. Как выглядит последний Лидия могла только догадываться, так как единственную.летучую мышь, которую ей удалгсь наблюдать вблизи, быстро извлекли из одеял и выкинули в окно. В подобные росказни она, конечно, не верила, но сознательно и подсознательно полагала, что от этого человека лучше держаться подальше.
Однако вместо того, чтобы быстрее пересечь коридор и присоединиться, наконец, к собравшейся под стенами замка свите, ноги понесли ее прямо к кабинету Фенринга фон Ранцау. Может, сейчас было и не лучшее время для расспросов, но в конце концов она имеет право знать, кем на самом деле являлась девчонка, проникшая в ее покои. Те, кто участвовал в том деле, не сочли нужным отчитаться перед княжной, как один поторяя, что ей теперь ничего не угрожает, вероятно, беспокоясь о ее душевном спокойствии и боясь, что Лидия ударится в неконтролируемую манию преследования, но ничуть не щадя ее любопытства. От которого, в свою очередь, душевное спокойствие так же немало зависело. К тому же фон Эдель вовсе не была уверена, что в следующий раз у нее хватит дерзости приставать к канцлеру с такими, в государственных масштабах, пустяками.
Гвардейцы благоразумно не стали преграждать княжне дорогу, свалив ответственность по сплаву гостьи на секретаря фон Ранцау. Расположившаяся в небольшой комнате, предваряющей непосредственно кабинет, арийка была такой эффектной, что Лидия немедленно почувствовала себя задетой, хотя красота девушек (девушки и женщины?) была совершенно разного плана. Вздернув подбородок, княжна потребовала, чтобы о ней немедленно доложили - врываться в кабинет Фенринга Лидия не посмела, хотя и была княжной, родственной ван Фризам, а он - всего лишь графом сомнительного, кажется, происхождения. Секретарша на пару мгновений скрылась за дверью, так двигаясь при этом, что девушка лишь благодаря своему знаменитому самообладанию не вылила на ее стул чернила в приступе жгучей ревности и зависти, хотя такую пакость можно было свалить на котика, которого Лидия спустила с небес на землю, то есть с плеч на стулья для ожидающих посетителей-просителей.
Лишь войдя в кабинет, Лидия поняла, что тэт-а-тэт с канцлером и своим капризом не выйдет, и немедленно присела в реверансе.
- Ваше Высочество, Ваша Светлость. Прошу прощения, я не желала мешать вашей беседе.

Аверна, Башня Смерти, кабинет главы разведки

Фенринг Сверре Граф Ранцау побледнел. Побледнел нездорово и даже пугающе. Мысли, прерванные Его Высочеством принцем Амадеем, действительно не имели ничего общего с отдыхом, как, собственно, не имели ничего общего с Аквилеей. Сейчас под сводами черепа канцлера Священной Империи без явных признаков лидерства в буквальном смысле велась борьба не на жизнь, а на смерть: за право верховодства над разумом отчаянно сражались инстинкт первопроходца и здравый смысл. Фенринг Сверре Граф Ранцау поджал губы, силясь, но так и не сумев сделать выбор: оставить ноготь правого указательного откусанным до половины, либо закончить начатое, обнажив такую болезненно-уязвимую плоть под ним.
— Ваше Высочество, — легким полупоклоном приветствовал принца Фенринг Сверре фон Ранцау по прозвищу Граф, — вы как всегда пунктуальны и как всегда наблюдательны. Дни действительно выдались тяжелые и даже мысли об отдыхе сегодня — непозволительная роскошь, — в согласие с Его Высочеством улыбнулся Граф.
Из всех наследников Его Величества Константина I Амадей казался Фенрингу наиболее многообещающим. Да, он не обладал политическими амбициями старшего брата Эдмунда, что с одной стороны было довольно странно для представителя династии ван Фриз, знаменитой в первую очередь не столько судьбоносными свершениями на благо человека и человечества, сколько феноменальной способностью убедить человека и человечество в готовности вот-вот совершить их; с другой — Его Высочество Амадей ван Фриз также был лишен того наносного, искусственно взращенного величия, обладание которым в среде потомственной аристократии ценилось куда выше достоинства рационально взвешивать природные способности и развивать наиболее перспективные из них. Достоинства Его Высочества принца Амадея крылись в совершенно иной плоскости — где-то там, под маской отстраненного наблюдателя весьма старательно прятался, хотелось верить, не то чтобы равнодушный к судьбам Империи первооткрыватель, если не сказать больше — революционер. Словом, академический склад ума делал Его Высочество принца Амадея не только самым многообещающим из наследников Его Величества Константина I, но и самым опасным. Граф улыбался: для консервативно настроенного дворянства прежде всего.
— Смерть юной баронессы Мартины МакГрейн, — глядя поверх плеча Его Высочества, пространно начал Фенринг Сверре фон Ранцау, — вполне ожидаемо вызвала, выражаясь языком поэтов, бурю негодования. Единственная наследница древнего рода... Какая утрата, — флегматично произнес Граф. — И какая ирония. Ирония, мой принц, — вы, верно, понимаете, — заключается в том, что любой современный эймарец, свято чтя заветы предков, позору предпочтет смерть... Прошу прощения, мой принц, я непростительно увлекся. Искуплю вину правдой: вы, должно быть, задаетесь вопросом, отчего ваш батюшка решил удалить вас из столицы именно в эти тяжелые для страны дни? У меня есть ответ: он опасается за вашу безопасность. Как вы знаете, в свите Его Светлости князя Уилльяма Эймарского, должного посетить столицу с визитом, полно архонтов и... увы, гарантировать чистоту их помыслов не могу даже я. По тем же причинам решено удалить из столицы большинство явных и косвенных... свидетелей гибели Мартины МакГрейн. Впрочем, это не все. В расследовании недавней трагедии в аквилейском заливе мне....
Договорить Фенринг не успел. Сообщили о новом посетителе. Фенринг кивнул.
В кабинет вошла Лидия фон Эдель. Княжна и первая претендентка на роль будущей Императрицы Священной Империи. Личность по-своему уникальная. И очень своеобразный человек. В обозримом будущем, все чаще приходил к выводу Граф, эта милейшая девушка вполне могла оттеснить на задворки памяти мать, Бьянку фон Эдель, — одну из немногих женщин, по степени влияния на широкую общественность способную переплюнуть вклад в становление современного облика Империи небезызвестной эймарской княгини Моран.
— Ваше Сиятельство, — приветствовал очередным полупоклоном княжну Фенринг. — Вы нисколько не помешали. Напротив...
Дверь отворилась. Дверь захлопнулась. Полупоклон.
— Ваше Высочество, Лукреций, мой принц, — пытаясь убрать руки за спину, полуоткушенный край ногтя Фенринг все-таки сорвал. — Рад приветствовать вас всех. И вынужден сообщить пару довольно неприятных новостей: во-первых, в ждущей нас Аквилеи погода чрезвычайно отвратительна; во-вторых, вы все — и скрывать это бессмысленно — стали предметом повышенного внимания не слишком дружелюбных Империи сил. Если испугал — прошу прощения. Долг канцлера быть честным, — туман за окном рассеивался. — Боюсь, не могу предложить вина, но могу — легкий сидр.

В кабинете канцлера венценосным особам было вареньем показано. Клубничным, липким-липким. Теперь главное и ягодку урвать, и не увязнуть по самые крылышки, как та глупая мушка из детской сказки. Лидия кинула на дверь выжидательный взгляд, но принц Эдмунд возле нее, как по мановению руки тетушки-колдуньи (которая, если верить все тем же сказкам, сильнее любого ария), так и не появился. На ван Фризовский профиль она, конечно, могла любоваться и на монете, но воочию как-то приятнее. Княжна украдкой вздохнула.
Сидра хотелось. Очень. Только сейчас она поняла, что во рту пересохло, но раз Амадей говорит, что не стоит, не помешает прислушаться. К тому же, если ее располовинит во время перемещения, не хочется, чтобы люди, упаковывающие ее останки в холстину, знали о ее "низменных" вкусах. Присесть никто не предложил, мужланы, а своевольничать в присутствии принцев королевской крови был безрассудно, но ради такого дела можно смириться с черствостью окружавших ее мужчин. То, что Фенринг фон Ранцау сам затронул интересовавшую Лидию тему, девушка решила считать знаком благоволившей ей удачи, знаменующим успешность их миссии в Аквилее, в которой, впрочем, ее участие должно ограничиться пассивным наблюдением, недоставлением проблем и восторгами по поводу красот столицы.
От зоркого на мелочи взгляда не укрылась маленькая проблема графа, а из этого следовало, что либо его плохо воспитывали, либо шеф разведки и канцлер Империи значительно обеспокоен. Лидия нахмурилась.
- Недружественных сил? - замечание о погоде она проигнорировала, зимние шторма были обычном делом и в Асгарде. - Вы полагаете та... особа могла серьезно повлиять...
Княжна осеклась. Эпизод с ящерицей, как решила фон Эдель подуспокоившись и трезво взглянув на ситуацию, был скорее гадким, чем устрашающим, но не поймай кронпринц виновницу, все могло зайти намного дальше. Перед внутренним взором встала картинка, как глубокой ночью из тайного хода в ее покои проникает фигура в плаще и заносит над плечом кухонный нож... Умереть! От кухонного ножа!! Какая пошлость. Нет, если уж ей и суждено будет умереть зарезанной, то пусть это будет усыпанный сапфирами, под цвет глаз, кинжал. Впрочем, сойдут и рубины, подчеркивающие кровавые разводы на белых шелковых простынях, изумруды будут смотреться неуместно, а алмазы - невыразительно. Когда она станет Императрицей не сомневалась (не на эймарской же приблуде Эдмунду жениться, тем паче предыдущая Императрица была из рода фон Эдель, к чему ломать традицию?), надо будет обязательно издать приказ, регламентирующий ее убийство, пусть изменники хоть каплю уважения имеют к безвинно (а как же иначе?) убиенной королеве.
- Мне казалось, что в моем случае мотивы злоумышленницы, в отличие от других инцидентов, были личного характера, а не государственного. Но именно поэтому я к вам и пришла, Ваша Светлость. Мне ничего не рассказывают, а неизвестность зачастую пугает сильнее, чем... честность. К тому же, не стану скрывать, меня беспокоит ее судьба - мне не хотелось бы стать причиной чужих страданий, тем более она не успела принести невосполнимый ущерб.
Да, от того, что хозяева замка не знают о его тайных ходах, было неуютно, и шкатулку жаль. Наказывали и за меньшее, наказывали серьезно, можно сказать, фатально, но начинать жизнь в Аверне таким образом не хотелось. Подобные вещи, утверждают исследователи тонких материй, вредят духовному здоровью.

Отредактировано Lidia von Edel (2016-03-19 00:03:53)

Аверна, Башня Смерти, кабинет главы разведки

Обменявшись приветствиями с канцлером, Лукреций, кивнув брату, занял одно из свободный мест. В ногах правды, как известно, нет, так зачем их утруждать. Тогда же он и узнал о том, что погода, а также чрезмерное внимание к его персоне помешают в полной мере насладиться пребыванием в столице Аквилеи. Впрочем, на озвученные новости младший принц лишь пожал плечами. В Аверне погода также весьма далека от идеальной, так что между плохой погодой здесь и отвратительной в Гадаре он всё же выберет последнее, тем более что найти развлечение по вкусу в помещении при должном желании там не составит труда. Ну а насчёт предостережения - подобное внимание было гарантировано Лукрецийю с момента его рождения. Когда ты сын императора, нехорошие мысли его недругов априори будут обращены к тебе, это этого никуда не убежишь. Такова уж вторая сторона медали бытности принцем. Взамен на роскошную и безбедную жизнь приходится расплачиваться постоянно витающей рядом угрозой того, что кто-либо, недовольный существующим порядком вещей, вознамерится сделать нечто весьма нехорошее с тобой и твоими близкими. Так что остаётся лишь жить дальше да рассчитывать на людей, верных династии ван Фриз, что они не допустят ничего подобного в отношении её представителей, ну и самому, конечно же, иметь возможность позаботиться о себе, соблюдая необходимую осторожность.
Судя по всему, его отец в последнее время не слишком доверяет надёжности стен Башни Смерти (что, в общем-то и неудивительно, учитывая последние события), раз решил удалить двоих своих сыновей подальше от двора. Или же эта идея пришла в голову стоящему перед ним мэтру Сверре - не суть важно. Важнее другое. Положа руку на сердце, Лукреций испытывал довольно серьёзные сомнения, что отъезд из Аверны в Гадару сможет помочь уменьшить внимание к их персонам. Если злоумышленники сумели найти подельников, дабы передать своё послание, убив на балу того несчастного ария (Лукреций вновь забыл его имя), то вряд ли поиск подобных барону МакГрейну в Аквилее станет для них такой уж непосильной задачей. Привыкший подозревать в поступках людей второе дно принц считал, что такое же дно есть и в этом деле. Ну право слово, не будут же они на полном серьёзе расследовать это происшествие с кораблями. Нет, Амадей с его любовью к различным головоломкам, несомненно, заинтересуется столь нетривиальным случаем, но сам Лукреций энтузиазма в этом деле не испытывал. Неужели он отправляется в Гадару только лишь затем, чтобы получить большую безопасность? Как-то сомнительно. Всё-таки он уже не маленький мальчик и надеялся, что отец считает также.
от предложенного сидра принц, как и его брат, вежливо отказался. В отличии от вина, этот напиток он не любил. Конечно, в случае большой нужды не до привередничества, но если есть возможность, его ЛУкреций предпочитал не принимать. Тем более что сейчас он полагал, что следует иметь ясную голову.
Как и предполагал Лукреций, Амадей заинтересовался морским инцидентом и решил узнать как можно больше конкретики. Что ж, вполне в его духе. Самого же принца больше интересовал вопрос, что делать ему, о чём он и решил поинтересоваться.
- Прощу прощения, если мой вопрос покажется неуместным, однако... Если, допустим, я не очень настроен заниматься непосредственно расследованием, будет ли для меня какое-нибудь другое... Скажем так, дело на благо Империи? Или же я буду предоставлен самому себе?
Конечно, подобные вопросы лучше задавать, находясь наедине, и в то же время кабинет главы разведки Священной Ревалонской Империи был, по мнению Лукреция, место весьма защищённым от лишних ушей. Чего нельзя сказать о палаццо де Авели. Несмотря на всю любовь, что младший сын императора питал к этому месту, он всё же довольно хорошо знает местные нравы, а также лёгкость, с которой тайное может стать широко обсуждаемым в стенах замка. Кто знает, может, лучшего случая может и не представиться, особенно если они планировали путешествие с помощью портала, которым молодой человек не доверял.
Тут слово взяла Лидия фон Эдель. Признаться, Лукреций не сразу понял, о каком инциденте идёт речь, но после всё же вспомнил разговоры о происшествии в покоях княжны с участием его брата Эдмунда. Пусть он и не слишком уж интересовался всеми обстоятельствами, суть он уяснил: какая-то влюбившаяся в кронпринца служанка приревновала Её Сиятельство к объекту воздыхания и решила весьма своеобразным способом пригрозить сопернице. Случай можно было бы назвать курьёзным, если бы не случившееся ранее убийство на балу. Кто знает, вдруг дурочку кто-то надоумил поступить именно так, дабы оставить ещё одно послание. По крайней мере, повод задуматься она подбросила, и повод серьёзный. Если обыкновенная служанка смогла воспользоваться тайными ходами и совершить подобное, то что будет, если ими воспользуется кто-то более опасный, чьи намерения будут далеки от дружелюбных? А королевская гвардия сумела проворонить и это. Что ж, будем надеяться, что новый капитан гвардии сумеет исправить эти ошибки.
Ну да ладно, хватит пространных рассуждений. Сейчас намного полезнее будет дождаться ответа канцлера. Уж кто-кто, а он должен владеть гораздо большей информацией, и даже если он посчитает, что не всё следует знать принцам, что-то он да обязан сказать.

Белоснежная тонкая ручка изящно отбросила край одеяла. Признаться, когда ветер становился частым гостем в палаццо, не хотелось выбираться из постели. Вот и Эмилия де Авели с некоторой неохотой явила свои голубые очи этому миру. К зиме в ее любимой Гадаре княжна относилась двояко. С одной стороны, мрачная погода и пронизывающий ветер заставляли не слишком жаловать данное время года. С другой стороны, именно в феврале проходил самый яркий карнавал. А карнавалы Эмилия обожала с детства. Здесь забывались все невзгоды, как будто яркость и безудержное веселье защищали Гадару от уныния.
- Доброе утро, Ваша Светлость, - произнесла, пожалуй, самая верная и близкая служанка Эмилии, которая была с нею с детства.
- Доброе утро, Бьянка, - отозвалась своим тонким певучим голосом княжна и улыбнулась. А утро было воистину добрым. Этого дня Эмилия ждала,  затая дыхание, изнывая от желания, чтобы пришел долгожданный момент. Всеединый, словно, обратил внимание на мольбы ее. Сегодня она увидит прекрасного, просто замечательного Лукреция и ее чудесную подругу Мину, как она называла Доминику. А быть может, счастье будет полным, и она  увидит  Эрику. Ах, сколько лет прошло с тех пор как они покинули Гадару. И как бы в этот день Эмилии хотелось, чтобы ее матушка была рядом. Впрочем, грустным мыслям она запретила сегодня посещать ее голову.
Бьянка тем временем показывала наряды, чтобы Эмилия могла выбрать. Сегодня она должна выглядеть прекраснее обычного. Столько важных гостей. Жаль, что повод для их прибытия столь печален. Эмилия искренне сочувствовала семьям погибших и их печальной участи, зная, какого это терять тех, кого любишь.
- Вот это платье, - остановила свой выбор княжна на красно-белом платье, словно подчеркивая, к какому дому принадлежит она, в тон гербу де Авели. Из украшений она выбрала жемчужную нить, серьги, перстень, а так же фамильный перстень, доставшийся от матушки. 
- И это просто замечательно, что они приезжают как раз к карнавалу, - сидя перед зеркалом, рассуждала Эмилия, пока Бьянка расчесывала ее золотистые волосы и вплетала в них жемчуг. 
Тем временем в дверь постучались, и вскоре Бьянка вернулась с сообщением, что завтрак накрыт. Признаться от мысли, что придется лицезреть тетушку, Эмилия мысленно чуть поморщилась. Впрочем, будет забавно увидеть, как они все нервничают. Нет, она не была вредной или жестокой. Но считала, что ее так называемые родственники сами во всем виноваты. Если бы они просто знали свое место, а не лезли вперед нее – законной наследницы, Эмилия бы была им только рада. В, конечном счете, какие никакие, но они были ее единственными родными. Но, увы, бастард ее деда, словно полностью пытался занять место матушки, то место, которое принадлежало истинной дочери де Авели.  И если дядюшка был с ней вполне даже добр, не считая его одного минуса, то его жена была просто несносна. Про таких как она говорили в народе из грязи да в князи. Пожалуй, в той неприязни, что выросла за полгода, Франческа де Маар, а именно так ее называла Эмилия, была виновата сама.
Двери в залу открылись, и в нее впорхнула Эмилия, что сегодня буквально сияла более чем обычно. Слуги шептались, что когда входит княжна, то словно солнце оказывается в залах. Часто говорили: «Зачем нам солнце на небе, если у нас есть свое солнце»
- Доброе утро, дядюшка, - учтивый наклон головы в знак приветствия, - тетушка, кузены, - Эмилия расположилась за столом. -  Чудесный сегодня день, не правда ли? – произносит княжна, расправляя салфетку. Она словно вся пышет самой жизнью и радостью. Не без любопытства наблюдает за своими родственниками. Хотелось бы ей знать, что за мысль бродят в этих головах. Когда дядюшка произнес: «Мы  - де Авели», - Эмилия мысленно поморщилась. Все с той же улыбкой, она ловко отрезала кусочек лимонного пирога, когда часть его оказалась в тарелке.
- Совершенно верно, дядюшка. Де Авели и де Маары, - короткий взгляд в сторону Франчески и кузенов, -  должны в лучшем виде представить любимую и  славную Аквилею, - кусочек ловко оказывает во рту.
- Чудесный пирог, - через некоторое время произносит княжна, наблюдая за родственниками из-под полуопущенных ресниц. Ах, неужели ее планам будет суждено сбыться. В силу юности и наивности, в уме Эмилии все рисовалось крайне просто. Самым трудным было увидеть Лукреция, но он сам скоро будет здесь. Так ей казалось.

Отредактировано Emilia de Aveli (2016-03-22 12:08:25)

Братья де Маар переглянулись – Марк, черноволосый и голубоглазый, усмехнулся, откидываясь на спинку стула и закладывая руки за голову, Эдгар, с копной таких же жестких черных кудрей, склонил голову ниже к столу, нависнув над локтями – позы явно не соответствующие представлениям княжны де Авели о достойном поведении ее семьи. Францесска посмотрела на своих мальчиков с нескрываемым обожанием. Явно было, что что бы они ни сделали, мать прощала им все заранее. Они были живы умом, быстры на язык и горячи на поступки. Ни особой образованностью, ни изысканными манерами наследники Маркуса не отличались, но нужны ли они при наличии денег, имени и правильных друзей? Отец мог полагать, что определенная доля дисциплины им не повредит, но вряд ли питал иллюзии по поводу того, соблюдали ли они его запреты вне пределов его внимания. Мать воспитанием отпрысков не утруждалась никогда, занимая в их жизни место исключительно декоративное, хотя при этом оба юноши ее обожали и даже теперь сохраняли с нею отношения самые доверительные.
- Я не голодна, - отклонила Францесска предложение пирога, отодвинув от себя тарелку. Как могла эта девчонка продолжать относится к ним так? После того, как все – и в Аквилее, и в Аверне признали за Маркусом право носить имя старого князя.
- И фон Альдены, - встрял в разговор Марк, все так же нагло ухмыляясь. Его брат смерил его презрительным взглядом, - Что? – раскинул руки старший сын Маркуса, - Я думал, мы поминаем всю родню.
- Еще припомни прадеда, - Эдгар воткнул нож в середину тарелки. Он имел ввиду деда Францесски, того, что не обладал титулом, но зато имел честный и постоянный доход от продажи стульев и скамеек.
- День и в самом деле прекрасный, моя дорогая, - графиня де Маар нашла замечания своих сыновей как нельзя к месту, но, к сожалению, присоединиться к ним она не могла. Слишком часто она сожалела о том, что не могла поговорить с Эмилией с глазу на глаз. Заносчивость хороша в качестве ножа под ребра лишь только в присутствии других людей. Наедине, Францесска знала, это оружие тупилось.
- Ты должно быть так взволнована! Ведь возвращается сам Его Высочество Лукреций. Ах, как я тебе завидую! Трепетанье молодого сердца. О! – де Маар сделала умиленное выражение лица, какое часто видела у других, когда им представлялась возможность поахать над своими чадами, - Лично я считаю, что тебе нечего страшиться. Вне всякого сомнения, Лукреций будет поражен тем, в какую красавицу выросла наша дорогая Мими. Ведь правда же? – она огляделась, призывая к ответу всех присутствующих.
- Да? Что? – отвлекся Марк, подобно всем юношам его возраста не следящий за женским щебетаньем и то и дело выпадающий из хода их беседы, - А, да, безусловно! Красавица сестра! – он смерил княжну оценивающим взглядом, который в приличном обществе не должен был быть в ходу. Эдгар смолчал.
- Я думаю, они все просто решили сбежать из Аверны, чтобы посмотреть на наши празднования, - продолжила Францесска, - Во главе с Его Сиятельством канцлером. Аквилее не нужно представлений, она сама – представление.