Прошу прощения за долгую задержку.

3 августа 1638 года.
"Какой же долгий день," - причитал тринадцатилетний юноша, морщась от боли всякий раз, когда его мягкое место соприкасалось с седлом при скачке. И это при том, что ехал он лёгкой рысью, а не гнал во весь опор. То ли дело первая половина пути, во время которого постоянно шли долгие моросящие дожди, и капитан Регард, возглавляющий отряд сопровождения принца (а юношей был не кто иной, как младший сын императора Лукреций), настоял, чтобы мальчик ехал в карете, предусмотрительно прихваченной при отъезде из столицы княжества Аквилея Гадары. Опытный ветеран опасался, что не отличающийся крепким телосложением даже по меркам своего возраста Лукреций может заболеть по дороге, что, несомненно, вызовет гнев у его венценосного отца. А оказаться виновником подобной неприятности никоим образом не могло входить в планы заслуженного капитана имперской гвардии с безупречным послужным списком.
Однако затем погода прояснилась, и оставшиеся три дня пути юный принц, как и подобает мужчине, провёл в седле, что, в свою очередь, не обрадовало уже его. Он никогда не был великим наездником и конные прогулки были для него довольно редки, в результате чего на каждой остановке спешиваться ему приходилось с огромным трудом. Какое же счастье, что сегодня это путешествие наконец закончится. Уже совсем скоро  пред их взором должна предстать Аверна - столица Священной Ревалонской Империи, с возвышающейся надо всем Башней Смерти - величайшим сооружением, которое когда-либо удавалось возвести человеку.
О том, что отец призовёт своего младшего сына к столичному двору, Лукреций знал ещё до того, как в родовое гнездо князей де Авели пришло письмо из Аверны. Уже загодя тётушка принца, княжна Аквилеи Виктория де Авели, принялась готовить его к предстоящему отъезду. До мельчайших деталей был изучен весь придворный этикет: как стоять, ходить, сидеть, здороваться, есть, пить - каждый шаг, приличествующий особе королевской крови. Дальше больше - тётя раздобыла полный список имён и титулов всех мало-мальски значимых родов Империи, и даже показала портреты тех, кто особенно выделялся среди них, и всё это также пришлось заучивать наизусть. Вполне естественно, что сам Лукреций охотно променял бы всё это на тихий, уютный вечер в компании своих любимых книг, либо сходил на представление бродячих актёров, коих в Гараде было просто несметное количество, однако эти желания были недостижимы. Он не просто смертный, он - сын императора, и, несмотря на этот, казалось бы, дающий почти безграничную власть статус, собственная жизнь не принадлежала Лукрецию, о чём не уставала напоминать Виктория. Она вырастила мальчика, заменила ему мать и любила его беззаветной материнской любовью, и в то же время никогда не давала забыть, кто он и для чего рождён. И, когда месяц назад пришло письмо отца с извещением о том, что на  его четырнадцатилетие император Константин желает представить своего младшего сына двору, Лукреций принялся собираться, дабы выступить навстречу своей судьбе.
Во время путешествия он постоянно размышлял об одной вещи: что будет, если он сбежит? Вот просто возьмёт, и пойдёт наперекор уготованной ему участи, спрячется ото всех и заживёт жизнью обычного, ничем не выделяющегося человека, вдали ото всех этих императоров, князей, и прочих людей и вещей, от которых он был бесконечно далёк? И как бы далеко его не заводила фантазия, она вдребезги разбивалась о суровую действительность, едущую рядом с ней, а именно капитана Регарда и его гвардейцев, которые просто не позволят ему улизнуть от них туда, куда рвётся его душа - на свободу.
Наконец, показались стены Аверны. Увидевший конечную цель своего путешествия, Лукреция не сумел сдержать вздох облегчения. Хвала Всеединому, скоро он сможет слезть с этого треклятого коня и развалиться в мягкой постели, дав так долгожданный отдых своим измученным ягодицам. Остался лишь последний рывок, и можно будет расслабиться.
А у стен его уже ждали. Небольшой кортеж во главе с высоким крепким молодым мужчиной при виде приближающейся процессии двинулся навстречу Лукрецию и его людям. Поравнявшись с ними, глава отряда широко улыбнулся и приветливо воскликнул:
- Ба, неужто ты, братишка? Ну ничего себе ты вымахал с нашей последней встречи! Прямо не узнать!
Этот голос, хоть и слышал его в последний раз Лукреций года полтора назад, он узнал сразу. Да и как можно не узнать собственного брата и кронпринца империи?
- Здравствуй, Эдмунд, - вымученно улыбнувшись, устало ответил юноша, в то время как его сопровождающие отдавали честь наследнику династии ван Фризов.
- Какой-то ты вялый,  - протянул брат, пристально глядя на Лукреция, - Выше нос! Совсем скоро твои именины. Четырнадцать лет! О, в этом возрасте открываются очень заманчивые перспективы, тебя ждёт столько новых открытий, поверь мне, - подмигнул ему Эдмунд, после чего, поровняв своего коня с лошадью Лукреция, и так, бок о бок, они въехали в Аверну.
Зная, что столица империи является самым большим городов в стране, юноша ожидал увидеть увеличенную копию вечно шумного и никогда не засыпающего Гадара, однако город встретил его удивительным, прямо таки неестественным спокойствием. Это было вдвойне странно, учитывая, что на его четырнадцатые именины было приглашено множество именитых людей со всего Ревалона и княжеств, провозглашены празднества для всех жителей Аверны, и по всем правилам, город должен гудеть в предвкушении грядущей гульбы. Но ничего подобного Лукреций не наблюдал.
Причину подобного несоответствия объяснил Эдмунд. Оказалось, всё это время его отряд двигался в точном соответствии с утверждённым графиком, и в столице прекрасно знали, когда младший сын Константина I обязан прибыть ко двору. И для того, чтобы избежать всяческих эксцессов, приём был подготовлен со всеми правилами безопасности: горожане были  заблаговременно предупреждены, что такое-то время на главной улице лучше не появляться, вдоль всего маршрута на крышах домов располагались арбалетчики, а половина, если не большинство из немногочисленных зевак являлись служащими разведки. По мнению самого Эдмунда, подобные меры предосторожности были явно излишни, однако император решил со всей ответственностью отнестись к прибытию своего младшего сына. Таким образом, они очень быстро и без каких-либо помех достигли Башни Смерти.
Вид этого монументального, просто таки монструозного замка подавлял. Казалось невозможным, что человек мог сотворить такое, даже с помощью магии. Такой замок больше подошёл бы бессмертным великанам из сказок, нежели такому маленькому и хрупкому созданию, как человек. Оказавшись в тени Башни, юный Лукреций даже на время забыл об усталости и боли пониже спины - настолько завороженным он был. Никакой поэме не описать его истинного величия и мощи.
Правда, и боль, и усталость тут же напомнили о себе, стоило ему слезть со своего верного коня. Казалось, весь его августейший зад превратился в отбивную, на которой от души поработали мясники, а ноги стали доской для этой отбивной - до того деревянными они были. Мучительно застонав, Лукреций готов был повалиться прямо на ступени замка, и лишь круп лошади, оказавшийся как нельзя кстати совсем рядом, позволили ему устоять на ногах. Кто знает, может, он всё же отдался бы слабости и позволил своему телу сползти на мостовую, но тут в его голове всплыли наставления тётушки: "Не позволяй людям увидеть твою слабость, Лукреций. Помни, кто ты, и для чего ты рождён. Ты ван Фриз, ты лев, а львы никогда не дают повода усомниться в своей силе. Будь иначе, их давно уже разорвали бы шакалы. Ты хочешь, чтобы тебя и твою семью, чтобы Доминику разорвали шакалы? Тогда не дай им увидеть сладость - только силу". Тогда слова глубоко запали ему в душу, в первую очередь из-за сестрёнки. Она была единственная из ван Фризов, кто рос вместе с ним, и он любил её всей душой. А разве можно позволить причинить вред тому, кого любишь?
Теперь же эти слова вновь всплыли на поверхность, заставив Лукреция на время забыть о боли, о том, что он валится с ног от усталости и прямой походкой, подобающей принцу, взойти по ступеням вверх, в недра Башни Смерти. Наблюдавший за ним Эдмунд ухмыльнулся, но ничего не сказал, и, кивнув, повёл его на встречу к отцу.
Отец. За всю свою жизнь Лукреций встречался с ним всего несколько раз, когда тот бывал с визитами в Аквилее. Да и то это было больше по делам империи, отчего время, проведённое с ним, было совсем уж кратким. Конечно, он расспрашивал о нём у тётушки и его учителей, и, узнавая, что физическим упражнениям, езде верхом и прочим мужским развлечениям его сын предпочитал литературу и искусство, озадаченно и даже как-то недовольно качал головой. И вот теперь он наконец призвал своего младшего отпрыска мужского рода к себе, чтобы проявлять больше внимания к обучению Лукреция и знакомя его с настоящей жизнью принца.
Они уже подошли к дверям, ведущим в малый зал, где их ожидал Император, как вдруг Лукреций замер. Вот она, та черта, та дверь, преступив которую, он уже никогда не сможет вернуться к прежней жизни. Нет, конечно, никто не будет запрещать ему и дальше заниматься поэзией, посещать театры и предаваться пространным рассуждениям, но, перейдя порог, он уже никогда не сможет стать тем, кем бы ему хотелось. Он станет тем, кем должен быть и был рождён, а это значит, что ему придётся целиком окунуться в жизнь, которая была уготована ему самой судьбой, но которую сам он так старался избежать. Жизнь, полную притворства, лжи и коварства, жизнь, когда в нём будут видеть не тихого скромного поэта Лукреция, а принца Священной Ревалонской Империи, сына Константина I, Лукреция ван Фриза.
На мгновение у него всё же мелькнула мысль развернуться, броситься отсюда прочь со всех ног, убежать от всей ожидающей его грязи и прожить отведённое ему время так, как он и только он сочтёт нужным. Мелькнула... И тут же пропала, развеянная жутким осознанием того, что Судьба бросила свои кости ещё в момент его рождения, сотворив младенца  ван Фризом, и от неё не скрыться, не убежать, как ни старайся. Судьба всегда берёт верх, и только её верная сестра Смерть может что-то изменить. Но раз его не поразила молния, не упал камень с небес и лошадь не сбросила его с себя, чтобы он мог свернуть себе шею, значит, его время ещё не пришло, и остаётся только исполнить уготованную ему роль в этом великом спектакле длиною в жизнь.
Мысленно ухмыльнувшись, Лукреций заставил себя улыбнуться и решительно вошёл в распахнутую дверь навстречу своей судьбе.

Примечание: слова и действия Эдмунда ван Фриза согласованы, собственно, с Эдмундом ван Фризом.