День начался прекрасно: наконец-то его посетило умиротворённое и спокойное настроение; удалось хорошо отдохнуть и выспаться за последние несколько бессонных ночей; перестали, на удивление, мучить головные боли. Когда арий открыл глаза, то невольно ощутил, наверное, впервые в своей жизни, что солнечные лучи его не раздражают, а хорошая погода – это не так уж и плохо, как ему казалось все те, ушедшие за невидимый горизонт прошлого, дни. Сейчас хотелось только одного: остаться в уютной постели и наблюдать за тем, как яркое солнце весенним, но всё ещё холодным после лютой зимы, золотом заливает комнату, отражаясь в зеркале и переливается разными цветами на гранях одного из бокалов. Любуясь игрой лучей из-под чуть приоткрытых век, Эдвард хотел было вновь провалиться в глубокий сон, но за дверью послышался говор прислуг, звонкие и прелестные голоса фрейлин Её Светлости, поэтому пришлось заставить себя поторопиться, дабы успеть оказаться около дверей Эрики прежде, чем она покинет свои покои.
Он надеялся, что в такой прекрасной мелодии пройдёт весь его день; сегодня, казалось, даже остальные были другими: более улыбчивые и приветливые слуги, конюх, которого Эдвард случайно встретил в главной кухне, пригласил его поздним вечером, когда работа наконец канет в ночь, провести время за чашечкой чая или чего покрепче, – юноша не отказывался от употребления алкоголя, тем более хорошего, однако знал меру и не позволял себе этого слишком часто: работа была важнее любых утех и развлечений, который он мог себе позволить, – рассказать интересную историю об отце ария, которую, как он говорил, случайно вспомнил прошлым вечером, хотя, до этого дня, старик и арий последнее время нередко спорили, чем, казалось магу, сильно испортили дружеские отношения. И именно сегодня Стаффорд остался обедать с некоторыми из слуг семьи Ранцау. Трапеза мага нередко проходила в их кругу, на кухне, внизу, так как их общество, как бы странно это не выглядело, нравилось ему куда больше: не все, и даже не многие, но всё же определённые лица были более настоящими, весёлыми и не запятнанные богатством, безумной роскошью драгоценных камней, сплетнями, в отличие от элитных и напыщенных дам, мужчин при дворе; с ними (слугами) Эдварду было весело, легко разговаривать почти на любые темы, а однажды он признался кухарке Аунэте, которая к тем года была уже пожилой женщиной, но до безумия обаятельной и доброй, что с удовольствием бы хотел иметь такую мать.
Даже когда дело шло к вечеру, Эдвард готов был уже благодарить Всеединого за этот день, надеясь, что следующий будет точно таким же.
Когда Эрика ушла из трапезной, попросив своего телохранителя остаться, ему ничего не оставалось, как только поддержать бурный разговор двух знакомых ему господ, хоть в этом и было мало приятного. Однако возвращение эллет было весьма скорым; Эдвард почувствовал волну гнева и злобы, смешивающиеся с остальной эмоциональной энергетикой - принадлежавшая только остроухой - ещё до того, как большие двери распахнулись стремительно и шумно, громко ударившись о стены. Она влетела в трапезную, словно сокрушительный ураган, и будь она им, – грозовые тучи бы уже заполонили собой голубое небо, яркие молнии безжалостно разрезали их, сопровождаясь сильнейшими раскатами грома. Эдвард мог бы поклясться, что такой видит Эрику впервые; сейчас ему меньше всего хотелось знать, что же именно послужило реакцией к пробуждению дьявольского огня в душе такого милого и доброго создания. Когда она приказала уйти – арий бы с удовольствием сейчас покинул стены этого помещения с остальными, сочувствуя бедняге, которому достанется… и жаль, что этим несчастливым человеком – был именно он сам. Голос Её Светлости заставил присутствующих содрогнуться и поспешить, они переговаривались и шептались, бросая косые взгляды на Стаффорда и Эрику, выдумывая уже собственные версии случившегося. Арий поспешил встать со своего места, и только когда повернулся к эллет лицом увидел одну из её фрейлин, Медлин, кажется. Медлин была красивой девушкой, чего уж душой кривить. Овальное лицо с правильными чертами; длинные волосы цвета вороново крыла; голубые, словно летнее небо, глаза; хрупкий стан всегда облачён в красивые платья и корсеты подчёркивающие природные данные. Но характер фрейлины был, мягко сказать, неприятным. Больше всего Стаффорда раздражало её ненужная настойчивость и чрезмерная наглость; она готова была идти по головам, только бы добиться своего. И была у них неприятная тайна, которую арий хранил потому, что наивно верил: очень скоро дурь и её одержимость его натурой вылетит из головы юной Медлин, она обязательно заинтересуется более богатым и перспективным молодым человеком. Сейчас прекрасная дева выглядела очень плохо: заплаканные глаза, трясущиеся ни то от страха, ни то от странного возбуждения руки, чрезмерный выплеск разнообразных чувств, в которых арию не хотелось разбираться.
– Ваша Све… – начал было Эдвард, стараясь сохранять спокойствие, - и сейчас это было проще сделать, ведь он не знал о произошедшем, - но повелительница его жизни грубо прервала речь.
Всё то, что сказала Эрика было каким-то безумием.  Он не верил своим ушам, и готов был провалиться сквозь землю. Меньше всего ему бы сейчас хотелось попасть именно в такую ситуацию. Уж лучше бы столкнуться лицом к морде огнедышащего дракона, огромного и толстокожего, чем слышать, что он кого-то опорочил. Из слов эллет любой бы сейчас сделал вывод, будто это Эдвард соблазнил юную фрейлину и насильно увлёк в свои покои, обещая любить до скончания их дней. Однако Стаффорд продолжал смотреть в глаза Эрики и молчать, пытаясь успокоить разбушевавшиеся эмоции и найти средь них хоть какую-то умную мысль в своё оправдание. Брошенное на стол письмо, конечно же, вызвало любопытство, но читать его арий не спешил. Что-то ему подсказывало, что информация в нём ещё больше собьёт его с толку, а Медлин этим обязательно воспользуется.
– Я, – вновь попытался мужчина. Мысль, казалось, была где-то близко, но он всё не мог за неё ухватиться. – Я этого не делал, Ваша Светлость. Понимаю, сейчас Вы злитесь на меня, потому что верите фрейлине, и Вас можно понять. Но уверю, что всё это – неправда. Я бы никогда не позволил себе очернить юную особу, опрометчиво и легкомысленно вить из неё верёвки. И никогда бы не позволил себе подобные выходки и интриги в этом доме.
Эдвард оправдывался фразами-клише, но ничего другого на ум не шло. Злился? Да, очень. Но в первую очередь на себя: не смог вовремя остановить Медлин от её действий и коварных планов. Маг ведь игнорировал всех девушек, кто уделял ему хоть какое-то внимание, не замечал влюблённых взглядов, намёков, и, возможно, будь он чуть внимательнее – этого бы всего не случилось.
Он взял наконец-то письмо и принялся его читать. Фрейлина замерла, закрыв узкой изящной ладонью рот, всхлипывая и задыхаясь от калейдоскопа чувств. Дева и рада была, и упрекала себя, что так легко попалась, да ещё и своей госпоже, но всё же безумная одержимость заставила её незаметно для всех улыбнуться. Отомстила за всю свою боль, за безответные чувства. Она желала, чтобы он на неё посмотрел, но меняющееся выражение лица Эдварда, по мере того как он подходил к концу странного чтива, со спокойного и уравновешенного на оскорбительное, заставило девушку прижаться к госпоже, забыв напрочь о правилах этикета, а слёзы вновь полились градом, тяжёлые и прерывистые всхлипывания говорили о том, что она готова вновь истерить.
– Вот как, – спокойным, на удивление даже себе, тоном заговорил Эдвард, положив письмо на стол. Что же, фрейлина постаралась хорошо. Сколько же потребовалось времени, чтобы так хорошо подделать почерк мага?! – Я этого не писал.
Он посмотрел на Эрику, только взгляд мага был абсолютно пустым, словно он смотрел свозь неё.

Отредактировано Edward Stafford (2015-12-04 18:37:05)