Ноябрь, а пахло зимой. Ветер трепал волосы.
Прихваченные первым морозом ветки хрустели под подошвами мужских ботинок. И под каблуками дамских сапог.
Этот труп не останется безымянным.
Он знал, какими заголовками с утра будут пестреть первые полосы газет; знал, что лишит покоя и сна корреспондентов местных интернет-изданий. Какое имя огласит новый восход.
А день обещался быть солнечным. Природа иронична. Природа избирает баланс.
День будет солнечным. Логично, разумеется. Темной была ночь.
И еще:

701 мм ртутного столба.

— Доктор Лектер, будьте любезны — в сторону.
— Да, хорошо.

Ветер трепал волосы. Надвигалась предутренняя тьма.

Этот труп не останется безымянным.
Было смешно. СМИ извели себя борьбой за самое аппетитное название статьи с привкусом то ли трупной сладости, то ли общечеловеческой, понятной даже домохозяйке истории с ощущением кислоты семейного быта под аккомпанемент... как всегда...  стаккато неразрешимости вопроса обнаружения парного носка.
Додумать он не успел. Толпы СМИ разродились радостным возгласом. Победитель есть. Держа трубку на безопасном расстоянии от прически, элегантной без сомнения, женщина-корреспондент персонифицировала трагедию:
«Ловец снов».
Или:
«Ангел сна».

Место преступления озарили вспышки камер. Казалось, времена года перепутались.
Казалось, наступила весна.

Прихваченные первым морозом хрустели ветки под подошвами мужских ботинок. И ломались под каблуками дамских сапог.

Расследование резонансного преступления невозможно без внутривенного вливания шок-контента со стороны СМИ. Негласный закон.
А вот сенсационный синхрон не возьмет никто.
Ветер трепал волосы. Замер в неподвижности «Ловец снов».
Или «Ангел сна».

Lauda Sion Salvatorem
Lauda ducem et pastorem
In hymnis et canticis...

В 1545 году не самый выдающийся городок Триент — ныне «Тренто», административный центр одноименной итальянской провинции — по образу и подобию сотен прошлых и, надо думать, тысяч будущих таких же невыразительных городков, принимая эстафету забавной традиции восхваления глупости человеческой человеком и, собственно, человечеством, ту самую, чей диктат обязывал принимать судьбоносные и даже хрестоматийные решения в наиболее неподходящих для того местах в компании наиболее не подходящих для того персон, имел честь стать эпицентром нешуточных баталий.
В 1545 году городок Триент принял 19-ый Вселенский собор.

Quantum potes, tantum aude:
Quia major omni laude,
Nec laudаre sufficis...

— Душистый перец. Немного соли. Возможно, майоран.

Laudis thema speciаlis,
Panis vivus et vitаlis,
Hоdie propоnitur.

Триент, расположенный на границах Священной Римской империи, в пределах непосредственного влияния Франции и Италии, удовлетворял решительно всех — и Карла V, праведно не желающего видеть столицей собора французский Авиньон, и Франциска I, готового высокомерно презреть не только место проведения, но и сам Собор, а также папу Павла III.
Последний, впрочем, лукавил.

Quem in sacræ mensa cœnæ,
Turbæ fratrum duodеnæ
Datum non ambigitur.

— Отдых и черный чай.
Тридентский собор определил судьбу официального католического учения о первородном грехе, о мессе и таинствах. Но это не все. Несмотря на неравную борьбу официального канона и таких нелюбимых церковью троп, секвенции выжили. Хотя бы некоторые:
Bone pastor, panis vere,
Jesu, nostri miserere:
Tu nos pasce, nos tuere:
Tu nos bona fac videre
In terra viventium.

Фома Аквинский всегда прав.

Особенно в том, что касается приготовления омлета. С беконом. Бекон обожал благотворное влияние «Lauda Sion». Да что там. Под звуки «Lauda Sion» самое нежное звучание приобретал даже самый жесткий бифштекс.

— Уилл, вы слышите меня? — повторил Ганнибал. — Вы со мной? Вы здесь?

Ноябрь, а пахло зимой.
Обнаженное тело девушки представляло собой странную композицию. Оно действительно навевало ассоциации с оберегом под названием «ловец снов»: выгнутое изломом суставов тело, с пронзенными мясницкими крюками стопами и запястьями, висело в полутора метрах над землей лицом вниз, более всего напоминая гротескные качели. Дуб, чье ветви послужили креплением цепей, еще не сбросил листву.
— Часть позвоночника удалена, — произнес доктор Лектер. — Удалены легкие. На месте пропажи — голубь. Да, тот самый голубь,  перья которого вы видите под ней...
Под трупом действительно оказалась груда перьев. Но интересовали не совсем они. Интересовали рыболовные крючки, свисающие, вонзенные в плоть, с живота девушки, удерживая пучки крашеных в белый перьев —  с крыльев, маховых. Интересный ход.
— Уилл?

[NIC]Hannibal Lectеr[/NIC]
[AVA]http://f6.s.qip.ru/19gZJH8v0.jpg[/AVA]

— Не могли бы вы посмотреть в камеру? — заметно дрожащим голосом произнес репортер. Ирландец, двадцати — двадцати трех лет, гладко выбритый, с помятым, глубоко несчастливым лицом.
— Я — да, он — нет, — вежливо, но убедительно произнес доктор Лектер, делая шаг в направлении репортера и оставляя Уилла Грэма в спасительной тьме за собственной спиной.
— Всего один снимок, — слабо настаивал репортер.
— Я уже дал согласие, — повторил Ганнибал. — Вы что предпочитаете: постановочное фото или живой кадр? Живые кадры всегда убедительнее. Тогда я, пожалуй, буду смотреть в сторону. Хорошо?
Ирландец двадцати — двадцати трех лет ничего не ответил.
Щелчок. Вспышка.
— Извините, еще раз.
Щелчок. Вспышка. Вздох.
Прихваченные первым морозом ветки хрустели под подошвами мужских ботинок. И под каблуками дамских сапог.
— А это все-таки кто?
— Эксперт.
— Ну да... Благодарю, очень благодарен вам.
Доктор Лектер кивнул. Открывать охоту на Уилла Грэма не имел права никто.

— Прессу просим удалиться. Перед публикацией не забудьте согласовать снимки.

Ветки хрустели, ветки ломались — теперь в отдалении. Под подошвами мужских ботинок, под каблуками дамских сапог. В расследовании резонансных преступлений участие прессы неоценимо. Истина, извращенная, поруганная журналистских пером, — это всегда плевок, плевок в сторону мастерства и мастера. Чудовищное оскорбление. Стерпеть подобное, разумеется, ни один творец не мог.

По-мнению доктора Лектера, автор «ловца снов» был дилетантом. Неумеха или новичок. Холод окутывал. В отсутствие вспышек фотокамер, в отсутствие гула репортерских голосов весна вполне предсказуемо теряла позиции. Возвращался ноябрь, хлесткими порывами ветра действительность прорезала зима. Да, автор «ловца снов» был новичком. И уродливые травмы на теле жертвы — всего лишь отражение внутреннего несовершенства творца. Однако он, этот безымянный дилетант, обладал чувством юмора.
«Ловец снов» или «ангел сна» — это ведь шутка. Насмешка над грубым, вскормленным стереотипами, одурманенным давно утратившими срок годности догматами человеком и человечеством.
Такая же абсурдная, как омлет на поздний ужин под звуки «Lauda Sion».
Возможно, это была очередная попытка созвать новый Тридентский собор. Здесь, в штате Мэриленд, в местечке, не менее вдохновляющем, чем старый добрый Триент или французский Авиньон.

Наблюдать за работой Уилла Грэма — истинное удовольствие. Он до сих пор не знал, по-прежнему не выяснил: парадоксальная эмпатия — следствие чего? — мутация, нарушение замыкательной способности коры больших полушарий, вмешательство внешних и высших сил... Загадка, вызов... Или еще одна шутка? Но если шутка — кто же шутит? Действительно, кто?
— Образ искупления? — повторил Ганнибал, следуя за Уиллом. «Вы хищник, удивительный хищник, Уилл Грэм». И метод расправы чрезвычайно хорош. Дистанционное потрошение, визуальная вивисекция. Смешно, определенно смешно. И достойно уважения.
— Я склонен согласиться с вами, Уилл. Здесь становится зябко. Думаю, ваше присутствие полиции более не требуется. Кофе? Какао? Вы легко одеты, должны понимать — ваша простуда оставит без премий весь убойный отдел. Идемте.
Ветки хрустели. Ноябрь. Пахло зимой, пахло десятками человеческих тел и только одно источало сводящий с ума запах невероятности, существа невозможного, бесчеловечной человечности — Уилл Грэм — так вот как, оказывается, пахнет сама Жизнь.
— Ваш отказ разочарует меня.
[NIC]Hannibal Lectеr[/NIC]
[AVA]http://f6.s.qip.ru/19gZJH8v0.jpg[/AVA]

Хруст. Еще хруст. Снова хруст.
Криминалисты, эксперты, полицейское оцепление, бессмысленное шатание бессмысленных бесполезных душ. И только Уилл Грэм, великолепное в своем невозможном безобразии противоестественное чудовище, то ли воплощение бесчеловечной человечности, то ли обыкновенный сосуд, выбивался из общего тона экспозиции куда нагляднее, чем прихваченный первым морозом тоже по сути бессмысленный и бесполезный девичий труп.
Хруст. Еще хруст. Снова хруст.

Доктор Лектер растер озябшие ладони. Черной громадой над преступной инсталляцией возвышался монстр-старожил огромный дуб. Визуально симптоматика эмпатических озарений Уилла Грэма напоминала кататонический ступор. Шутки ради доктор Лектер качнулся с пятки на носок. Уилл Грэм смотрел — вперед, назад, в прошлое, в настоящее, в будущее. Ох, отыскать бы способ проникнуть в мир под сводами этого замечательного черепа! Ощутить под ладонью яростное биение тысяч населяющих его сердец. Уловить ритм. Прощупать пульс. Тук. Еще раз тук. И снова — тук-тук-тук.
Временами Ганнибал ему завидовал, Уиллу Грэму. Уилл Грэм обладал необычайным талантом — он умел чувствовать, умел поглощать эмоции. Чувством поглощенных эмоций он жил. Впечатлениями десятков поглощенных бессмысленных и бесполезных душ. Душ карманных монстриков. Автор «ловца снов», неумеха и дилетант с неопределенным именем, таким монстриком безусловно был. Потому что не успел стать мастером. Не успел или не хотел.
Работы мастеров, вновь качнулся с пятки на носок Ганнибал, определяет изящная небрежность. Мастер не думает над композицией, он не работает над шедевром. Мастер дарит шедевру весь мир. И мир превращается в декорации. Впрочем, нет. Шедевр — это  и есть целостный, законченный мир.
Хруст. Еще хруст. Снова хруст.
Уиллу Грэму доктор Ганнибал Лектер завидовал, пожалуй, слишком часто. Потому что мечтал. Мечтал познать эйфорию хищника: радостная дрожь во всем теле, невозможность разжать челюсти, намертво вцепившиеся в живую плоть; головокружение, похожее на полет. Доктору Лектеру не везло. Он не умел чувствовать. Абсолютно ничего.

До некоторых пор.

Под сводами черепа, уже собственного, настойчиво повторялась «Lauda Sion». Иногда очень хочется восхвалять хоть что-то, иногда очень хочется восхвалять хоть что-нибудь.
Иногда — Господа.
Иногда — кровь.
Иногда — плоть.

Шутки ради.

Хруст. Еще хруст. Снова хруст.
Уилл вернулся. В этот скучный, бессмысленный, бесполезный мир.
— Вы ближе к простуде, чем вам кажется, — менторски добавил доктор Лектер. — Зимняя куртка не компенсирует отсутствие шапки и шарфа. На меня не смотрите, — улыбнулся Ганнибал, чьи волосы трепал ветер. — Я родом из Литвы, литовские зимы гораздо холоднее здешних. И какао — это не горячий шоколад. Какао намного полезнее. Горячий шоколад грешит переизбытком немилых сердцу жиров, — комично выгнул брови доктор Лектер. — Приглашаю ко мне.

Еще на выезде с трассы доктор Лектер заметил — за ними кто-то следит.

— Прошу, Уилл, — произнес Ганнибал, опуская пару чашек какао на стол. Поддавшись внезапному порыву, доктор Лектер добавил в горячий напиток щепотку корицы. — Обратите внимание на аромат. Не стесняйтесь, позвольте ему очаровать вас. У горячих напитков, Уилл, есть интересное свойство — они располагают к откровенности. Что вы чувствуете? Кем вы видите автора «ловца снов»? Что для вас «ловец снов»?

Поддавшись внезапному порыву, доктор Ганнибал Лектер не стал зашторивать окна столовой.
«Автор «ловца» — ничтожество. А вы обещаете многое, вы сами по себе все, Уилл».
[NIC]Hannibal Lectеr[/NIC]
[AVA]http://f6.s.qip.ru/19gZJH8v0.jpg[/AVA]

— Какао — не горячий шоколад, но тоже очень темпераментный напиток. Осторожнее, не обожгитесь, Уилл. И, сдается, мне следовало приготовить вам куриный суп. Суп, не бульон. Я знаю один занимательный рецепт. Обязательно поделюсь.
Уилл Грэм делает глоток, затем жмурится. Он очарован.
Хорошо.
Запах корицы, противозаконно настойчивый, блокирует работу обонятельных рецепторов. Почти. Запах уникальной в своем роде бесчеловечной человечности ему не перебить.
Запах бесчеловечной человечности вне конкуренции.
Как сказал бы Фома Аквинский — «аминь».

Уилл очарован. У Уилла раскраснелось лицо — слишком резким перепадом температур цитокины и нервные волокна, управляющие сосудистыми реакциями, оказались немножко шокированы. Сдержать улыбку было непросто, вернее — совсем нелегко.
— Уилл, вы сейчас видите за него?
Глаза полузакрыты, веки подрагивают. Донельзя поэтический сам собой напрашивается ассоциативный ряд — крылья бабочек, обожженные мотыльки... Однако нет. Этот трепет лишен невинности. Уилл Грэм — паук, венец хищничества, и его извечное самоотречение — это не жертвенность, это — охота. Просто-напросто зверь взял след.

«Беги, Уилл, беги».

Запах корицы, противозаконно настойчивый, блокировал работу обонятельных рецепторов. Доктор Ганнибал Лектер неотрывно смотрел.

Поддайся он мимолетному импульсу, начнется пиршество. Срезать веки — дело секунд, четыре, три, две... А потом. А потом, задержав во рту тонкие полоски кожи, действительно невесомые, нёбом и языком прочувствовать раздражающий и вместе с тем волнительный зуд. Щеточка ресниц. Уилл Грэм достоин быть съеденным целиком. Уилл Грэм достоин большего — когда-нибудь доктор Лектер поглотит его сырым.
Совершенство естественно. И должно оставаться таким.

— Выходит, он молод. Новичок или перфекционист? — доктор Лектер осторожно поднес чашку к губам, сделал глоток. Едва не пересластил.

Убивать Уилла Грэма не обязательно. Чтобы съесть. Уилл Грэм — трапеза, достойная упоительного вечера. Многих вечеров.
Сперва почтить эмпатию — глазное яблоко. Канапе. Прекрасное сочетание с имбирем. И, конечно, само собой разумеется — сыр.
Почтить альтруизм — правая рука. Лимонный сок.
И он должен жить. Уилл Грэм обязан оставаться живым. Отыскать вдохновляющего собеседника, признавал доктор Ганнибал Лектер, куда сложнее, чем вдохновенно приготовить вдохновляющий ужин. Или обед.
«Ты неопытен, Уилл. Ты должен вызреть».

Он разделает его живым.

Слишком молодая плоть, равно как слишком старая не годится. Нужна выдержка. Необходим компромисс.

Мир жаждет шедевров.
Шедевров, которые сами по себе весь мир.

«Ты слишком юн, Уилл».
Но однажды его время настанет. Доктор Лектер мысленно улыбнулся: «Уж точно не под звуки Lauda Sion».

— У неплохих психологов и убийц порядочно общего, — обнимая чашку ладонями, заметил Ганнибал, — и те, и другие бескомпромиссны в вопросах собственной морали. Вас что-то тревожит?
Доктор Лектер перевел взгляд к окну.
— Вы правы. Кто-то за нами следит.

Запах корицы, противозаконно настойчивый, блокировал работу обонятельных рецепторов. Доктор Ганнибал Лектер выдержал паузу:
— И что же нам делать, Уилл?
[NIC]Hannibal Lectеr[/NIC]
[AVA]http://f6.s.qip.ru/19gZJH8v0.jpg[/AVA]

— Я лишен ваших способностей, Уилл, — то ли всепрощая, то ли надеясь на прощение развел руки в стороны доктор Лектер, — Не угадал. Обещаю исправить сегодняшнее досадное недоразумение и приготовить лучший в вашей жизни куриный суп.
Уилл обжегся. Любопытно, какова эта боль на вкус? Любопытно, способен ли один-единственный болевой импульс взорваться агонизирующей какофонией под сводами этого замечательного черепа? Или наоборот? Поглощение Уиллом даровало гармонию? Он слышал, почти готов был прочувствовать гипнотизирующий, хоральный ритм тысяч поглощенных Уиллом Грэмом сердец, при жизни, разумеется, лишенных благозвучия — тук-тук-тук. И снова: тук-тук-тук.
Впрочем, глупости. Жизнь — это хаос. Да и в смерти порядка нет.
Отраден человек мечтающий, отраден человек верующий, потому что истинная гармония просто-напросто — с любовью приготовленный суп.

Кулинария — самое точное искусство и самая демократичная наука из всех наук. Жизнь беспорядочна, смерть беспорядочна, и то и другое — шутка, кем-то придуманный наспех досадный, но обязательный к изучению совсем не смешной каламбур. Улыбка никак не желала покидать губ.

Запах корицы, противозаконно настойчивый, более не блокировал работу обонятельных рецепторов. Ганнибал чувствовал каждый аромат, чувствовал каждую вибрацию, до боли четко улавливал каждый звук. Он его съест. Уилла Грэма. Поглотит обязательно. Когда-нибудь. Через день, через год. За мгновение до катарсиса. Нет, совершенно нет — юная плоть, равно как слишком старая не годится для трапезы. Опыт — вот суть. Слишком мало — безвкусица, слишком много — не большее удовольствие, чем от размокшего печеного яблока или от попытки смаковать мумифицированный труп. Уилл Грэм должен вызреть, обязан в свой черед поглотить как можно больше душ и... Тогда, однажды, непременно, без сомнения он решится поглотить свою. Ужасающее кощунство! Не библейский, древнейший из древних грех. Величие подобного масштаба не имеет права на очищение, не имеет права на трансформацию. Изредка, против воли завидуя, Ганнибал видел себя Орлом, продлевающим муки Прометея. «Ваш, мистер Грэм, твой, Уилл, дар слишком опасен, невообразим в своем величии. Он может изменить нас всех».

— Увы, я вас не понимаю, Уилл, — сделал глоток доктор Лектер. — Я не эмпат, но, хочется думать, благодарный слушатель. Выходит, автор «ловца» впал в спячку? По-вашему мнению, как долго она продлится? Катализатор? Что даст толчок к пробуждению? Вы чувствуете жертву. Вам явно есть, что рассказать.

Запах корицы, противозаконно настойчивый, обязан был пьянить, но не пьянил.
Иногда, куда реже зависти, Ганнибал отыскивал в себе отблески иного чувства — за пределами базовых — вязкое, бесформенное, совершенно безобразное чувство ожидания чуда. А вдруг? Может быть? Случается разное. Если поглотить Уилла Грэма, без остатка, всего целиком, эта невозможная эмпатия — ее он тоже поглотит? И отныне не будет нужды в каждодневной имитации homo sapiens, человека разумного, человека, который жил и был.
Однако имитация не была тягостной.
И homo sapiens — кто угодно, но только не Уилл.

— Первопричина в вас, мой друг, — безапелляционно произнес доктор Лектер. — Вами очень настойчиво интересовался один репортер. Осмелюсь предположить, наш незадачливый преследователь именно он.
Улыбка никак не хотела покидать губ.
Доктор Лектер не ошибался.
— А, может, и нет.
В любом случае он начинал презирать автора «ловца снов».
— Желаете перекусить? Не суп, конечно, но что-нибудь придумаю. Вы же голодны, Уилл.
[NIC]Hannibal Lectеr[/NIC]
[AVA]http://f6.s.qip.ru/19gZJH8v0.jpg[/AVA]

— Вы феноменальны, Уилл, — дослушав признание, а, может, исповедь не сдержал восхищенной улыбки доктор Лектер. — Виски? Пожалуй, найдем. Грибы и ветчина, Уилл, классическое сочетание — я приготовлю омлет.
Поднявшись на ноги, не оборачиваясь, доктор Ганнибал Лектер ушел. Чтобы вернуться, совсем скоро, к этому удивительному чудовищу, совершенному охотнику, так похожему и так не похожему на автора «ловца снов». Уилл Грэм — хищник иного порядка. «Вы, мистер Грэм, ловец душ».

Абсолютное отсутствие запахов, обонятельный вакуум — вот, чем кухня Ганнибала, будучи не используемой, отличалась от сотен ей подобных и, безусловно, многих других. Каждое блюдо — это тоже своего рода целостный, самодостаточный мир; целостное и самодостаточное не нуждается в примесях, потому что теряется, рано или поздно рассеиваясь, безостаточно уничтожается в них. Нашинковать грибы, порезать ветчину кубиками, взболтать яйца, добавить пряности. Мышечная память — замечательное явление. Руководство разума не требовалось; тело помнило каждый, отточенный годами жест. Мир изменился. Мир изменялся стремительно. Симфония звуков и запахов, мертвое и нерожденное смешивалось, чтобы напитать чужую, так соблазнительно движимую идеей собственного разрушения жизнь. Уилл Грэм, ловец душ. Опыт жертв его не интересовал ничуть. Его сознанием давно завладели монстры, когорты всевозможных уродов — взболтать, но не смешивать, расщепить и поглотить. Воистину, доктор Лектер завидовал. Он знал, какова на вкус цена грехопадения адамова племени, Уилл Грэм знал, какова ее суть.

— Восхвалим психиатров, дары приносящих, — опустив блюдо, приборы и бутылку виски на стол, доктор Лектер глубоко вздохнул. — Прошу простить за отсутствие стаканов. Мне не хватило рук. Но, думаю, переживания сегодняшней ночи позволяют пренебречь этикетом. Только прошу вас как друга, не говорите об этом никому...
Шутка вышла не самой изысканной. От досады участился пульс.
— Ваша теория, Уилл, не лишена логики. Однако несовершенна. Бедняжка вовсе не обязана состоять в тесных отношениях с убийцей. Она могла доверять его статусу, если хотите — личине, образу, который он для себя избрал. Почтальон, полицейский, социальный работник, доктор опять же или репортер... Нет, Уилл, вы меня извините, но я не могу сосредоточиться на дискуссии, когда за нами так пристально следят. Ешьте ваш омлет, пока теплый. Нашего нового друга я попробую спугнуть, — медленно поднялся из-за стола доктор Лектер. — Пора признать, вы становитесь знаменитостью. Вот только не обижайтесь, Уилл, ваша популярность — не достаточно веская причина закрывать глаза на вторжение в мою личную жизнь.
[NIC]Hannibal Lectеr[/NIC]
[AVA]http://f6.s.qip.ru/19gZJH8v0.jpg[/AVA]