Глава I: О борделях и пикантной козлятине

Фенринг Сверре фон Ранцау родился 1 апреля 1568 года в семье герцога Виктора фон Ранцау.
Виктор фон Ранцау, урожденный Кайран Ан-Надир, приходился сыном аквилейскому барону Аннадору Ан-Надиру, известному тем, что, не зная ни сна, ни отдыха, долгие годы возводил низменное ремесло проституции в высокий ранг искусства со всеми признаками самобытности и рентабельности. Проще говоря, Аннадор Ан-Надир был сутенером, еще при жизни причисленным к лику бессовестных отцов-основателей всемирно знаменитой индустрии андорских «maison de tolerance».
Андор — второй по величине, но отнюдь не по значимости город-порт Аквилеи задолго до формирования современного облика аквилейского княжества укрепил и утвердил позиции неиссякаемого источника финансирования всего имперского юго-запада вплоть до эрендольского Вендена. Укрепил и утвердил не в последнюю очередь благодаря превосходящему все рамки дозволенного количеству борделей, соотношение коих к популяции города поражало, ошеломляло, а также волей-неволей подстрекало мысли о собственном половом бессилии. Впрочем, недолгие. Широчайший спектр услуг — от классических до самых изысканных —  будил полового гиганта даже в заплесневелом мамонте, богат был баснословно и регулярно востребован. С баснословным богатством андорского ассортимента могла конкурировать разве что демократичность в работе с клиентами — моряки, солдаты, политики, ваганты, советники при канцелярии, купцы, ростовщики, дворяне коренные и пришлые — никто из них не упускал возможности разнообразить досуг ночными гастролями по местным домам терпимости. Теплый прием и жаркие объятия гарантировали каждому. Слухи об андорских «maison de tolerance» разошлись далеко за пределы Империи. Международная слава сыграла Андору на руку — второй по величине город-порт Аквилеи получил статус мирового центра сладострастия и кузницы всех венерических, что на объемах производимых товаров и уровне их потребления, о диво, ничуть не сказывалась. Напротив, к моменту вхождения Аквилеи в состав Ревалонской Империи, первопричина андорского процветания прочнее прочного укоренилась в подштанниках. Однако будущее уже не казалось безоблачным: если век-два назад основная масса прибыли от проституции, этого в высшей степени доходного бизнеса, циркулировала внутри страны, теперь деньги все чаще оседали в бездонных карманах южных соседей — богатеев Ассагита, Фаэрта и Аллакирии. Факт, с которым имперская казна мириться была не намерена. И не смирилась. Начался процесс экспроприации и в скором времени Кайран Ан-Надир, будущий герцог фон Ранцау, ощутил острую потребность пересмотреть традиции семейного предприятия в пользу полноты желудка и сохранности статуса. Являясь одним из немногих представителей знати Эрендола и Аквилеи, кто не вступил в Золотую Ложу и не принял в числе первых вассалитет Ревалонского Императора, Кайран Ан-Надир столкнулся с выбором: приспосабливаться к новым условиям жизни на родине, либо иммигрировать. Кайран выбрал второй вариант. Поскольку за минувшие два столетия свои границы Империя заметно расширила, Кайран Ан-Надир рискнул попытать счастья там, до куда слава андорских домов терпимости если и доходила, то самая незначительная — он переселился в Эделейс, выкупив небольшой клочок земли в Ранцау, скупой на ресурсы холодной, гористой провинции. В аквилейских кругах инициатива барона была скоропостижно осмеяна, что простительно: среди достопримечательностей Ранцау того периода числились: узкий выход к морю, песок, а также горные козлы в промышленных масштабах и неимоверном количестве. Время шло, благодаря предприимчивому уму барона Ан-Надира, с переездом сменившего и имя, и фамилию, вскоре половина Империи заправляла суп солью, произведенной на фабриках «фон Ранцау», и стеклила окна продукцией с печатью того же производителя. К началу шестнадцатого столетия Виктор фон Ранцау оказался настолько богат, что позволил себе купить титул герцога.
Окончательно же шуточки в адрес Ранцау стихли, когда с легкой руки Его Светлости «пикантная козлятина с морскими специями» колонизировала каждый второй стол в Империи и сытое рыгание еще долго сотрясало знатные дома от Эделейса до побережья Аквилеи и эрендольского Вендена.

Глава II: О преимуществах долгосрочного планирования над быстроходными суднами

Достижениями в сфере кулинарии и коммерции, герцог фон Ранцау справедливо решил не ограничиваться, с годами все чаще акцентируя внимание на аспекте культурно-демографического наследия, а для этого прежде всего было необходимо размножиться. Не желая хоть сколько-нибудь способствовать улучшению финансового климата на побережьях Аквилеи, Виктор фон Ранцау избрал в жены полунищую дворянку из богом забытого Ильмена, юную красавицу по имени Нимуэ. Через год после свадьбы Нимуэ забеременела, родила девочку, названную Ариадной. За первой беременностью последовала вторая, на сей раз Нимуэ родила мальчика — к сожалению, мертвого. Роды оказались тяжелыми и с глубокой горечью герцог вынужден был констатировать: Ариадна — не только первый ребенок, подаренный ему любимой женщиной, но и единственный. Как бы то ни было, эльфы живут долго, трагедии настоящего Виктор предпочел сосредоточиться на будущем, прививая дочери все те качества, которые ей понадобятся для воспитания уже собственного ребенка, сына, —  наследника огромного даже по имперским меркам состояния. Увы, в рамках долгосрочного планирования на состояние Ранцау действительность имела свои виды. И будущее скорректировала.
На двадцать пятый день рождения Ариадны Нимуэ умерла. Лихорадка, сгубившая жену, обессилила и герцога; сопровождать тело матери в последнее путешествие на родину, в Аквилею, не считая многочисленных служанок, Ариадна отправилась в одиночестве. Опасаясь надолго выпускать дочь из поля зрения, герцог фон Ранцау нанял самое быстроходное судно, какое только могло быть арендовано, им оказался корабль «Сверре» под управлением капитана Бьёрнгарда, выходца с островов Кригарвельт, впрочем, давно присягнувшего на верность Ревалонскому Императору. Как выяснилось, именно этот корабль нанимать герцогу категорически не стоило.
По возвращении домой Ариадна была беременна. Имени отца мать наследника даже по имперским меркам огромного состояния не скрывала — храбрый Бьёрнгард, капитан «Сверре» или «Дикого», а именно так переводилось название корабля с кригарского наречия. Любовь между ней и капитаном, уверяла юная герцогиня, вспыхнула самая чистая и крепкая, в подтверждение чего капитан обещал вернуться за ней сроком от года до шестнадцати месяцев. На заверения дочери герцог не ответил — он вздохнул. И этот вздох еще долго преследовал в кошмарах и Ариадну, и самого герцога. Через девять месяцев Ариадна разрешилась от бремени, родила мальчика, в память о судьбоносном приключении названного Сверре. Герцог, в свою очередь не желая иметь с предательством дочери ничего общего, назвал бастарда иначе — Фенрингом. Таким себя бастард и запомнил — «Фенриг Сверре».
Ребенок родился здоровым и в целом ничего особенного в нем не было, за одним вычетом: глаза — слишком темные, почти черные, не свойственные ни человеку, ни эльфу, придавали его облику, тогда еще совершенно невинному, что-то неуловимо зловещее. Оказавшись не способным терпеть в доме плод богопротивного кровосмешения, герцог отдал Фенринга на воспитание одной из дворовых девок, чье имя — к радости или прискорбию — не сохранила ни память Фенринга, ни история. Ни о каком наследовании огромного состояния не могло быть и речи. И не было.
А что любопытно, храбрый капитан Бьёрнгард за Ариадной действительно вернулся и, едва ступив на берег, был схвачен властями, заклеймен насильником и повешен в присутствии возлюбленной — от такого зрелища герцогиня слегка помутилась рассудком и более не испытывала во встречах с сыном никакой потребности.

Глава III: О людях и нелюдях

Рос Фенринг в полном, почти абсолютном одиночестве. Дворовая ребятня, повинуясь древнему инстинкту, диктовавшему весьма настороженно относится к тому, чья стайная иерархия до конца не выяснена, Фенринга, как правило, не трогала. Но бывали исключения и тогда Фенринг дрался. Дрался с такой чудовищной силой и злобой, что собственной видовой принадлежностью начинал вызывать сомнения — не бывает такой ярости ни у людей, ни у эльфов, наперебой твердили дворовые девки, а у кого бывает — так, видать, у плода союза виверны и кракена. В награду за боевые подвиги Фенринг получал розгой, что преградой от повторения пройденного, к сожалению, не было. Нет, драки ему не нравились и вид крови не приносил удовольствия, другое дело стайная иерархия — вот она крови требовала. Словом, все вело к тому, что быть беде. И беда, разумеется, последовала.
Как-то осенью, на седьмой год рождения кто-то из ребят пригласил Фенринга забраться на крепостную стену — зачем, он не помнил, помнил другое: это было приключение, притом интересное. Фенринг согласился. Следующее, что сохранилось в памяти — резкий тычок в спину и долгий миг падения. Вопреки ожиданиям, вместо того, чтобы разбиться насмерть или жутко покалечиться, Фенриг Сверре, будущий канцлер Священной Ревалонской Империи, обуздав воздушные потоки, мягко и аккуратно спланировал.
Через неделю Фенринг впервые увидел столицу, Аверну, началась подготовка в Школе Четырех Стихий, затем — с десятилетнего возраста — в Академии Белого Пламени. Отныне в своей уникальности он был не единственным, к тому же известные с детства законы иерархии в этой стае не действовали. Зато действовали другие. Живо смекнув, что в новой стае максимальный интерес вызывает тот, кто уделяет ей минимум внимания, Фенринг Сверре внезапно открыл в себе богатейшие залежи самородной галантности и придворного обаяния. Подействовало. К изумлению Фенринга, интерес к его персоне студенты бесповоротно утратили, то ли в насмешку, то в переосмысление статуса, наградив прозвищем — «Граф». Прозвище Сверре понравилось. Впрочем, действительности оно ничуть не соответствовало. По рождению он был герцогом.
Академию Фенринг окончил с отличием в девятнадцатилетнем возрасте и особым приказом был назначен в разведку в ранге младшего оперативника. Специализацией Фенринга стали диверсии, директивным направлением деятельности — ликвидация неблагонадежных элементов, людей и нелюдей. Бесценный опыт укрепления обороноспособности родины затянулся на двадцать лет. Несмотря на многочисленные награды и не менее частые фиксации в личном деле превозносящего характера, карьера Фенринга топталась на месте — так уж вышло, глава разведки тех лет Асвальд Рейнеке, единовластный держатель репутации самого ненавистного человека Империи, в свой черед глубоко и накрепко возненавидел Фенринга, что демонстрировал при каждой встрече систематически и безотлагательно. Потом Фенринг выяснил: оказывается, андорские бордели, благодаря которым его семья процветала долгие столетия, во многом определили не только его собственную судьбу, но и судьбу Рейнеке. В одном из таких борделей Рейнеке родился. И ни в одном из них до сих пор так и не удалось побывать Фенрингу.
На сорок второй день рождения Империя о Фенринге все-таки вспомнила, он был приписан к Дипломатическому корпусу и даже назначен полномочным представителем Ревалонского княжества при Эймарском дворе. Повышение принесло много нового.
С момента поступления в Школу Четырех Стихий ни со старым герцогом, ни с матерью связей Фенринг не поддерживал. Это было бессмысленно: герцогиня Ариадна фон Ранцау от травмы так и не оправилась, но пребывала в супружестве, законный брак принес мальчика — Таллина, долгожданного наследника огромного даже по имперским меркам состояния. Все это нисколько не касалось Фенринга. До поры до времени.

Глава IV: О героях и подвигах

Таллин фон Ранцау вырос, женился и родил дочь, названную Эрикой. Когда Эрике исполнилось шесть, оба родителя погибли в жутком и довольно загадочном кораблекрушении. Вот тогда старый герцог вспомнил о Фенринге и, понимая, что сам слишком слаб, чтобы посвятить себя воспитанию внучки, скрепя сердце, взял и узаконил бастарда единственной дочери, на смертном одре повелев Сверре чего бы это ему не стоило позаботиться об Эрике. Фенринг Сверре, граф Ранцау просьбу выполнил. К воспитанию племянницы подошел со всей ответственностью и, памятуя об ошибках старого герцога, никогда не позволял девочке надолго оставаться в одиночестве. Сам Фенринг Сверре к тому времени занимал должность заместителя главы Дипломатического корпуса и, пользуясь репутацией одного из наиболее бескомпромиссных политиков Империи, мог рассчитывать на светлое будущее и безоблачное настоящее. Был чрезвычайно доволен всем и много путешествовал.
А потом жизнь рванула с места в карьер — Фенринг совершил нечто, о чем долго сожалел в последствии. Он решил поддержать идею реставрации Обсидианового Братства и создания на его базе отвечающего современным запросам Обсидианового Ордена. Идея, инициатором которой выступил Асвальд Рейнеке, бурных аплодисментов в правящих верхах не вызвала, и однажды утром Фенриг Сверре фон Ранцау обнаружил на своем столе записку предельно ясного содержания, пусть и не очень политкорректного: «Либо через неделю-две тебя находят повешенным, либо ты делаешь то, что велено». Велели следующее: по доброй воле сложить полномочия, выдвинув собственную кандидатуру на пост постоянного дипломатического представителя Ревалонской Империи на островах Кригарвельт. Прежде всего опасаясь за судьбу Эрики, из двух предложенных способов самоубийства — перевода и повешенья — Фенринг выбрал первый как более медленный.
Так началась его трехгодичная островная миссия. Едва ступив на берег Амергета, центрального острова, Фенринг Сверре фон Ранцау тотчас же столкнулся с необходимостью подтвердить свой статус — правда, не постоянного дипломатического представителя, но человека и воина. Являясь результатом внебрачной половой любви кригарского капитана-перебежчика и женщины, сама видовая принадлежность которой низводила ее до ранга животного, перед тем, как приступить к выполнению дипломатической миссии Фенринг Сверре фон Ранцау должен был заслужить право делить хлеб не с рабами и пленными, он должен был заслужить право пировать за одним столом с достойными мужчинами и женщинами. Для этого требовалось пройти посвящение в воины. На острове Тасингер Фенринг Сверре провел полтора месяца. Сражался с тварями в гордом и полном одиночестве. Благодаря обязательному для боевого мага курсу истребления нечисти, особых сложностей с местной фауной Фенринг не испытывал. Как выяснилось, некоторые монстры обладали не только извращенной жестокостью, но и оказались вполне съедобными. В напоминание об острове Фенрингу остался шрам, пересекающий левую бровь, оба века и переносицу. В целом жизнь на островах оказалась скудной на впечатления и текла совершенно размеренно.
Зимой 1645 года Империя вновь о нем вспомнила. Асвальд Рейнеке, глава разведки, погиб, перед тем неожиданно для всех назначив Фенринга Сверре единственным законным и полномочным преемником. Простившись с островами, Фенринг Сверре, Граф Ранцау вернулся на родину.
Начиналась новая жизнь — многообещающая и, наверняка, интересная.